Ей в лицо светили прожекторы, и глаза заслезились. Она выставили руку с табличкой, чтобы спрятаться от слепящего света, но не могла разглядеть зал, который был укрыт темнотой. Аплодисменты стихли, и повисла тишина. Лина неловко стояла на сцене, не зная, что делать и как себя вести, и по залу пополз удивленный шепот.

Может, просто спрыгнуть со сцены в зал? И выбежать на улицу? Все равно никто не успеет ее запомнить. Кроме брюнета…

Лина развернулась на каблуках и бросилась к двери, но, дернув за ручку, обнаружила, что та заперта. Ничего не оставалось, как вернуться на сцену. Между тем зрители, не на шутку заинтригованные и позабавленные ее поведением, громко перешептывались, и их приглушенные разговоры напоминали Лине жужжание роя мух.

Что же ей делать?

Наконец она увидела микрофон, стоявший прямо перед ней. Подошла к нему, попыталась снять его со стойки, но он взвизгнул в ее руках. В зале засмеялись. Лина чувствовала, что, еще даже не раскрыв рта, потерпела полное фиаско. Ну, а чего она ожидала? Что выйдет на сцену и запоет, как настоящая певица?

И тут ее глаза, привыкшие к темноте зала и слепящему свету прожекторов, наконец-то разглядели сидящих за столом людей, мужчин и женщин, смотревших на нее, вздернув брови. Лина встретилась взглядом с брюнетом – он улыбался. Приветливо, дружелюбно, словно хотел поддержать ее. И она почувствовала, что он, как камертон, задал ей звук, настраивая ее, словно инструмент. Она услышала музыку.

Между тем напряжение в зале возрастало. «Почему музыка не играет? – громко спросила женщина из жюри. – Что там случилось, какие-то неполадки?» Остальные переговаривались, уже не шепотом, а в голос, так что зал клуба наполнился шумом, напомнившим вокзал или рынок.

Брюнет смотрел Лине в глаза и улыбался, а ей мерещилось, что в зале никого нет, кроме них двоих, и время как будто бы остановилось.

– Я задыхаюсь… – пропела Лина так тихо, что ее никто не услышал.

Она поднесла микрофон ближе и пропела громче:

– Я задыхаюсь…

В зале стало тише, но кое-кто еще продолжал шуметь, возмущаясь возникшей на сцене заминкой.

– Я задыхаюсь… – пропела она в третий раз уже в полной тишине.

Брюнет пристально смотрел на нее, и в его глазах плясали чертики.

Она пела, обращаясь к нему и только к нему. И он это знал.

Ее голос звучал неуверенно, но креп с каждой строчкой.

Брюнет уже не улыбался, а просто слушал ее, скрестив руки на груди. А Лине казалось, что если он перестанет смотреть на нее, закроет глаза или отведет взгляд, то она лишится сил и упадет на сцене без чувств, как тряпичная кукла, которой обрезали леску, ведущую к кукловоду.

Допев, Лина едва не уронила микрофон. Зал зааплодировал, но она толком не знала, хлопают ли ей за то, что она хорошо выступила, или за то, что наконец-то спела. А может, просто радуются окончанию конкурса.

Ей казалось, что сейчас она просто грохнется в обморок. На негнущихся ногах Лина пошла к выходу, а когда обернулась, увидела, как брюнет, подмигнув, посылает ей воздушный поцелуй.

Лина вышла, а у дверей уже толпились остальные девушки.

– Ох и напугала ты меня, – процедила ей женщина с блокнотом в руках. – Черт бы тебя побрал!

Но Лина, приобняв, поцеловала ее в щеку.

– Спасибо! – прошептала она ей на ухо, и ее трясло от не отпускавшего ее страха.

Участниц позвали в зал. Девушки пошли на сцену, немного потолкавшись в дверях, потому что каждая хотела пройти первой. Закатив глаза, Лина поражалась, как можно было так глупо и смешно вести себя, как можно было вырядиться в дорогие платья и сделать роскошные прически, но манерами оставаться похожими на рыночных теток. Не хватало еще им подраться, с визгом таская друг друга за волосы. Но женщина с блокнотом, тоже, видимо, опасавшаяся такого развития событий, пыталась успокаивать возбужденных участниц и, выстраивая их в очередь, не давала девушкам окончательно переругаться. Во всеобщей потасовке не участвовали только три участницы: Лина, дочка владельцев звукозаписывающей студии и девица в зеленом платье, с табличкой «7», чья победа была уже предопределена.

В конце концов все вышли на сцену и выстроились перед жюри. А у них уже наготове были таблички с номерами понравившейся участницы. Организаторы не стали мучиться, выдумывая правила конкурса, и каждый член жюри должен был просто выбрать одну из певиц. Кто получит больше голосов, та и выиграет.

Зал затаил дыхание, ведущий призвал жюри голосовать.

Один за другим члены жюри поднимали таблички с номером «7», только изредка кое-кто предлагал другой номер. Девушка завизжала от восторга, остальные разочарованно выдохнули. Зал взорвался аплодисментами – победа седьмого номера была очевидна.

Ей вручили корону, ленту победительницы и контракт с продюсерской фирмой, обещающей выпустить ее первый альбом.

Но Лина, чувствуя, что с трудом сдерживает слезы, знала, что победила вовсе не девушка в зеленом платье, чья победа была куплена ее любовником. Она знала, что этот вечер – ее вечер, да и победа – ее, безоговорочная и оглушительная.

Потому что брюнет, улыбаясь своей умопомрачительной, хитроватой улыбкой, крепко держал перед собой табличку с номером «20». Предательская слеза покатилась по ее щеке, размазывая тушь, и Лина, отвернувшись, тайком смахнула ее.

Заиграла музыка, вспыхнул яркий свет, и в зале засуетились официанты, разносившие между столами горячее. Участницы конкурса спускались со сцены, осторожно, пытаясь не упасть на своих высоченных шпильках, и мужчины встречали их, протягивая руки. Лина видела, что брюнет, пританцовывая под музыку, идет к ней, и догадывалась, что он предложит провести вечер вместе. Она понимала, что это шанс один на миллион, что она должна вести себя как ни в чем не бывало, сидеть с ним за столиком, говорить о пустяках, флиртовать, соблазнять, как он того ждет. Но чувствовала, что не может сделать этого. Ее трясло от необъяснимого рыдания, которое просилось наружу, и она понимала, что, как только брюнет, протянув ей руку, поцелует ее и обнимет за талию, она не сдержится и расплачется, словно ребенок. Напряжение вечера давало о себе знать, все пережитое было слишком внезапно и оглушительно для нее.