обязательно пиши, я уверена, что тебе это просто необходимо и поможет, донести

свои мысли до людей и надолго сохранить ясным свой ум.

Желаю тебе долгой и счастливой жизни, большой любви, уважения и удачи в твоей

нелегкой работе.

Счастливого тебе плавания.

Храни тебя Господь!

Р.S.

Трудно осознавать, что ухожу, не оставляя никого на этом свете, и хочу тешить себя

надеждой, что там я встречусь с теми, кого любила и кто был дорог мне. Я чувствую,

что не дождусь тебя, и Катя расскажет о моих бесплодных попытках сделать тебе

подарок. Нынешняя власть не признает правопреемственности, и я не могла оставить

тебе все, что принадлежит мне по праву.

Пусть хотя бы книги и альбомы напоминают обо мне, надеюсь, что они мои и не

принадлежат государству или трудовому народу.

Через сорок лет я вновь постучись в дом этого дорогого для меня человека. Перестройка многое изменит в нашей жизни, сдаст бронзовую табличку адвоката в металлолом. Сам адвокат ранее выедет в Израиль, а осядет в Швейцарии, где и умрет. Его наследники с поддельными документами на квартиру объявятся в Питере и попробуют отсудить эти 186 квадратных метров в центре города. Но к тому времени в ней будет открыто кафе, принадлежащее новому русскому, по указанию которого для убедительности в том, что они теперь хозяева, убьют одного из наследников. В этом кафе с названием "У Эдика" я буду пить кофе, и ко мне подсядет бесцеремонная хозяйка. Мы разговоримся, и она расскажет, что во время ремонта и реконструкции помещений они найдут в подвале много книг, альбомы, которые вывезут на свалку. Похвастает, что теперь они полноправные хозяева и имеют документы — необходимые "ксивы" от самого Собчака.

Тогда впервые сильно прихватит сердце, и в ближайшей аптеке меня выходят две пожилые женщины, хорошие кардиологи, оказавшиеся не у дел. Одна из них, несмотря на мои возражения, проводит до автобуса Санкт-Петербург — Таллин.

Провожать меня приедет и Катерина. К тому времени, она вырастит детей без мужа, который так и не вернется в Питер и сгинет где-то в смутное время. Именно она станет последней, с кем мы будем поминать Надежду Андреевну при встрече, но не надолго. Когда ее сын погибнет в плену у чеченцев, Катя уедет в Чечню работать в госпитале поваром, а через год сама погибнет в подбитом вертолете.

И самое ужасное, что могила моей учительницы до настоящего времени не сохранилась. Катя была последней, кто регулярно ухаживал за ней. По истечению двадцати лет ее сравняют с землей и продадут место другим. В наше время земля стала слишком дорогой, а память о человеке напротив потеряла свою цену, как и многие другие ценности, присущие русскому человеку.

А тогда перед тем, как уснуть, тетя протянула мне конверт со словами: — Может быть, я не права, но это письмо от матери ты должен прочесть, в нем слишком много говорится о тебе. Утром, если захочешь, ты скажешь мне, что об этом думаешь.

Письмо было длинным и несколько сумбурным. В нем мать жаловалась на отчима и сообщала, что готова с ним разойтись. Разногласия зашли настолько далеко, что она вновь сменила фамилию и стала опять Веселовой. Почти целая страница была обо мне. Мать писала, что недовольна моим быстрым браком и не верит в его долговечность. В конце письма она сообщала, что ходила к начальнику Азовского пароходства и получила его принципиальное согласие на мой перевод в Жданов.

— Лида, — просила она. — Помоги мне, поговори с Левой, я знаю, что он очень уважает

тебя и твое мнение. Я не хочу терять сына, и так хочу, чтобы он был рядом со мной.

А Саша очень трудный человек, я его порою просто не понимаю. Если бы не было дочери,

не задумываясь, подала бы на развод.

Я не смог дочитать письмо до конца. Мысли о том, что больше уже нет родных старых мудрых людей, с кем бы мог посоветоваться, обида за отчима, который взял мать с двумя детьми после войны и заменил им отца, оставили меня до утра без сна. Ведь до этого я считал, что, несмотря на небольшие разногласия, мать и отчим очень любят друг друга, ведь их связало трудное военное время, и теперь письмо матери показалось мне предательством, которое трудно простить.

За ранним завтраком я несколько эмоционально сказал об этом тете. Неожиданно она согласилась со мной, но попросила умерить пыл.

— Ты уже взрослый человек и имеешь право решать свою судьбу сам. Твоего отчима я уважаю не меньше, чем своего Бориса, и трудным человеком не считаю. Все, что он делал, пока они вместе, он делал для нее и детей. Ему сейчас трудно, очень трудно, ведь он военный летчик, прошел не одну войну и теперь, когда демобилизовался и перестал летать, ему нужна помощь, а не дурацкие капризы. Она должна бы понять это. Я думаю, ты должен поехать в Жданов и обязательно с женой, которая ни во что не должна вмешиваться. Будь умницей, помоги отчиму и постарайся не обидеть мать, сделай все так, чтобы она поняла — у тебя своя семья, своя работа, свой путь. Она не глупа и должна понять, ведь она тебя очень любит, так же, как она любила твоего отца, но он уже никогда не вернется. Стоит ли городить огород, когда рядом любящий человек, отец ее дочери.

Она взглянула на часы и внезапно спросила: — Мне показалось, что ты чем-то еще очень расстроен. Может, у тебя неприятности на работе?

Вопрос застал меня врасплох. Соврать я ей не мог, а как объяснить тяжелое чувство, охватившее меня у дверей к учительнице?

— Да нет. Стать штурманом раньше двух лет и не рассчитывал, — ответил я, утаив слова капитана при расставании. — Не знаю, как сказать, но мне кажется, что происходит что-то непонятное. После смерти бабулек их квартиру разграбили, перед смертью кубанской бабушки у нее отняли хату и землю, после смерти Надежды Андреевны отняли все. Что происходит, тетя? Где же справедливость?

Тетя подняла глаза и от неожиданности уронила ложку. Внезапно взгляд ее стал жестким, она выпрямилась, собралась и нахмурила брови.

— Ну, вот что. Если ты хочешь нормально жить и работать, думай, что хочешь, но таких вопросов больше не задавай. Не знаю, как у вас там, моряков, а в Питере в связи с "оттепелью" появилось много тех, кто надеется на возвращение к старому, ты понимаешь, о