Он открыл сейф и достал оттуда не слишком объемное дело – насколько разглядел Опалин, с нижней полки. Следователи обычно забрасывают безнадежные дела на самую верхнюю полку, опера – на нижнюю. Примета не стопроцентная, конечно, но – не хуже любой другой.

– Садись на место Лепикова, – велел Манухин, – и пиши бумажку.

– Какую бумажку? – с неудовольствием спросил Опалин.

– Дело номер такое-то у старшего оперуполномоченного Дмитрия Манухина ты принял, в деле столько-то листов, прилагается столько-то планов и столько-то фотографий… и так далее. Давай, Григорьич, не томи. Мне еще все это разбирать и сдавать. – Он широким жестом обвел коробки, стоящие в кабинете.

– Ты что, мне не доверяешь? – мрачно спросил Опалин.

– Я доверяю бумажкам, – ответил Манухин, усмехаясь. – А то вдруг выяснится, что дело я тебе сдал не целиком, или ты его потеряешь, а меня виноватым объявишь.

– Ладно, черт с тобой, – сдался Опалин и прошел за стол Лепикова, бывшего при Манухине кем-то вроде адъютанта. – Где у него бумага?

– В верхнем ящике.

– Он заперт.

– Ты стукни и снизу потяни, откроется.

От Манухина впору было ждать какой-нибудь каверзы, но после произведенных манипуляций ящик действительно открылся, и в нем обнаружилась стопка тонкой бумаги. Дмитрий положил папку на стол перед Опалиным и прошел на свое место. Иван вытащил из ящика лист и своим прихотливым, каракулистым почерком принялся составлять акт о передаче дела, но тут его взяло сомнение, и он стал проверять, что именно находится в папке, вычитывая каждый документ и внимательно разглядывая каждую фотографию.

– Вот, вот, – ухмыльнулся Манухин, – мы же все доверяем друг другу… ой, как доверяем…

«Не очень-то ты утруждался, – подумал Опалин, бросив на него быстрый взгляд, – просто поручил Лепикову проверить заявления о пропавших без вести, так личность жертвы и установил».

– Тебе доверять – себе дороже, – буркнул он, считая, сколько листов содержится в папке, – кто мне фотки показать обещал?

– Фотки все на месте, – хладнокровно ответил Манухин.

– Да я не про эти, а… те, которые не для «Правды», помнишь?

– А-а! – Манухин расцвел. – Щас я тебе покажу…

Он покопался в одном месте, потом в другом, ругнулся, поднялся с места и, бросив: «Я щас, их, наверное, Лепиков унес, ребятам показать», вышел.

Опалин сбился, досадливо дернул локтем и задел стопку каких-то завернутых в газету бумажек, лежавшую на столе Лепикова. Стопка съехала со стола и плюхнулась на пол, газета при этом развернулась, а содержимое частично рассыпалось. Ругнувшись почище Манухина, Опалин наклонился и начал собирать упавшие улики. Теперь было видно, что это не бумажки, а черно-белые фотографии разных размеров, одни весьма профессиональные, а иные – так и вовсе высокохудожественные.

И тут Опалина словно ударило молнией. На одной фотографии была запечатлена молодая женщина, сидящая за столиком кафе. Одета она была в изысканный приталенный костюм и кокетливую шляпку, в пальцах дымилась папироса. Повернув голову в профиль, незнакомка смотрела куда-то в сторону, и, хотя лицо частично скрывала вуалетка, Опалин сразу же ее узнал. Эта была Маша, Мария Арклина, которая якобы вышла замуж за врача и уехала во Владивосток. Перевернув фотографию, Иван увидел на обороте надпись карандашом: «Для выставки. Парижанка на бульваре Монпарнас, 27 мая 1939 г.».

…Нет, он даже не размышлял и ни секунды не колебался. Уловив за дверью приближающиеся тяжелые шаги Манухина, Опалин сунул фото во внутренний карман, завернул остальные снимки в газету и положил их так, как они лежали раньше. Когда Манухин вошел, Иван с сосредоточенным видом заканчивал писать документ.

– Во, гляди. – Манухин сунул Ивану пачку порнографических снимков, изготовлением которых убитый фотограф, судя по всему, баловался на досуге. – Симпатичная, а? И эта ничего… А эта – совсем страшная, не зря же на ней маска…

Иван изобразил интерес к похабным фотографиям и даже отпустил несколько рискованных замечаний. Манухин не отставал и выдавал еще более скабрезные реплики. Опера смеялись и обменивались сальностями, но внезапно Опалину все надоело. Он размашисто подписался и протянул лист Манухину.

– Держи, Митяй. Премию быстро не обещаю, но… сам понимаешь, тут как карты лягут.

– А ты, Григорьич, оказывается, ничего мужик, – заметил Манухин с подобием какого-то даже удивления, забирая бумагу. – Если руки боишься испачкать, меня зови… Я не боюсь…

Опалина передернуло. Еще не хватало для полного счастья стать лучшим другом-приятелем Манухина. Иван довольно сухо попрощался с хозяином кабинета, забрал дело и вышел, чувствуя, как по спине струится пот.

Он всегда был уверен в том, что в его нелегкой, не гарантирующей долгую жизнь профессии есть вещи, на которые он никогда не пойдет. И вот, пожалуйста, – пошел.

Украл улику.

Просто взял – и украл.

Как самый обыкновенный вор.

– Пыжова Екатерина Денисовна, двадцать четыре года, переводчица «Интуриста», труп найден десятого ноября на скамейке Никитского бульвара без документов, отправлен в морг как неопознанный. Личность установлена нашими коллегами Дмитрием Манухиным и Власом Лепиковым. Проживала в отдельной квартире, опрос соседей по коммуналке отпадает.

– Может быть, с ней жили родственники какие-нибудь? – предположил Казачинский.

– Мужья или любовники, – ввернул Петрович.

– Домработница, управдом, коллеги по работе – всех их придется опрашивать. – Опалин чихнул и поморщился. Грипп никак не хотел сдаться и признать свое поражение. – Антон, ты что-то хотел сказать?

Совещание оперативных работников бригады по поимке ночного шофера проходило в кабинете Опалина. Все курили и все были малость на взводе, потому что понимали: обычные следственные действия тут не работают. Хотя и их никто не отменял, потому что надо было окончательно убедиться – Пыжову убил тот же человек, что и трех остальных.

– Нина Морозова сообщила, что убитая Елисеева дружила с какой-то Катей, а Катя эта имела дело с иностранцами, – сказал Антон. – Это не может быть Пыжова?

– Вряд ли, жертвы в таких делах обычно не связаны, – ответил Опалин. – Но мы, конечно, проверим.

Он как раз заканчивал распределять обязанности, когда зазвонил телефон и дежурный сообщил об очередном убийстве.

– Все наши заняты, придется вам ехать на выезд… Петровский проезд, 2 а, общежитие рабфака Метростроя. Звонившая была в истерике, там убитые и раненые… в общем, разберетесь на месте…