Чтобы отпраздновать свою победу, он закурил сигару и угостил Джемаля. Деревенские жители, только что заселившиеся в купе, открыли принесенную с собой корзину и достали тонкие хлебные лепешки и творог.

– Пожалуйста, угощайтесь, – протянули они еду попутчикам. Но никто не пожелал что-то взять. Тогда мужчина завернул творог в лепешку и начал есть.

Женщина продолжала стонать. Сюхейла спросила мужчину:

– Твоя жена совсем не ест?

Мужчина, прожевав, ответил:

– Нет. Она не может глотать. Больная. Везу ее в Анкару на операцию. Ее брат – рабочий в больнице Нумуне.

Поев, он закрыл глаза и захрапел, погрузившись в сон.

В ночной тьме раздавался мерный стук колес.

Мерьем почувствовала, что ее ноги затекли. Онемели, их словно покалывало. Поднявшись, она хотела пройтись, однако не знала, как это сделать. Джемаль спал. Осторожно встав на ноги, Мерьем тихонько пробралась мимо него, стараясь не разбудить.

Ноги не слушались, подкашивались. До дверей осталось сделать два шага, как вдруг послышался голос Джемаля:

– Ты куда?

– Никуда. Пройтись. Ноги затекли.

Слава богу, Джемаль больше ничего не сказал, и она вышла в коридор. Там было пусто; наверное, изгнанная из купе семья «коммунистов» нашла место в другом вагоне и ушла туда. Им не хотелось видеть злорадства Экрема, оставаясь здесь.

Поезд летел на сумасшедшей скорости. Он скрипел, издавал страшный шум и раскачивался из стороны в сторону так, что надо было держаться, чтобы не упасть. Она дошла до конца вагона и увидела дверь, над которой красовались два нуля, такие же, как на остановке в городе.

Она вошла внутрь и, держась, чтобы не упасть, стала смотреться в зеркало. Она сравнивала свои глаза с глазами Сехер, которые были подведены сурьмой – так красиво! Ее волосы были распущены по плечам. Такие женщины, как Сехер, красятся: на брови, щеки кладут разную краску, и это тоже красиво. И волосы Сехер непокрыты.

Мерьем сдернула платок.

Она попыталась распустить волосы по плечам, однако из-за того, что уже несколько дней их не мыла, длинные пряди спутались в колтуны. С того дня, как биби купала ее, прошло очень много времени. Да и можно ли было хорошо промыть волосы в том сарае?..

Отогнав мрачные мысли, Мерьем открыла кран. Намылила голову стоящим на краю раковины мылом, с трудом прополоскала под мощной струей воды. Потом накинула на мокрые волосы платок и завязала его. Перед тем как выйти, девушка пощипала себя за щеки так, что они раскраснелись. Что еще можно было сделать? Она знала, что ей, одетой в лохмотья, не сравниться с такими девушками, как Сехер. Их руки были ухожены, на ногтях – маникюр, чистые уложенные волосы, колье, наручные часы украшены стразами! Она представила себя в такой же узкой юбке, которая была надета на Сюхейле. И пришла в восторг! Может, и она в Стамбуле сможет так одеваться. Может, и она станет такой красивой, как Сюхейла или Сехер? Она вспомнила присказку бабушки: «Глазки говорят: «Солнышко, ты не восходи, я посвечу». Но кто будет смотреть в ее глаза, кто обратит на них внимание, когда ты в таких лохмотьях?!

Открыв дверь, она вышла в коридор и увидела Джемаля, который стоял и курил сигару. Сердце подпрыгнуло, она не знала, что делать. Должно быть, он рассердился, вон как брови насупил…

«Как бы мне пройти мимо него, чтобы войти в купе?» – метнулось в мыслях Мерьем.

Другой дороги не было. Стараясь делать вид, будто ее и нет, она попыталась протиснуться мимо него. Однако Джемаль схватил ее за руку:

– Стой!

Мерьем не знала, что делать дальше, но ей понравилось, что он заговорил. Пусть бы сердился, да хоть и кричал, если захочет, лишь бы говорил с ней! Мерьем остановилась, взялась за дверь, раскачиваясь в такт вагону.

Джемаль сказал:

– Посмотри, это дверь поезда.

Мерьем не сдержалась:

– Знаю. Вечером мы через нее заходили, когда садились в вагон, – сказала она быстро и подумала, что Джемаль, наверное, немного разозлен. Потому что внезапно он резким движением распахнул дверь, и все наполнилось тяжелым шумом, ворвавшимся внутрь вместе с бешеным ветром. Джемаль, нагнувшись, посмотрел наружу и прерывающимся от ветра голосом сказал Мерьем:

– Ты тоже посмотри!

Мерьем не могла понять – опасно это или нет, это было как в старые дни, когда они играли вместе. Ей ничего не оставалось, как, прижавшись плотно к двери, высунуть голову наружу. В лицо бил ветер, на душе было нехорошо. Ей что-то попало в глаз. На страшной скорости поезд вошел в поворот, и послышался гудок паровоза. Этот сигнал еще больше напугал Мерьем, ей показалось, что в темноте ее словно ударили чем-то по голове, и в отчаянии она бросилась внутрь. Джемаль старался не смотреть ей в лицо. Он выглядел смущенным.

Чтобы как-то разрядить ситуацию, она сказала:

– Джемаль, мне что-то попало в глаз. Очень больно. Не посмотришь?

Джемаль отстранился и ничего не ответил.

Однажды на рассвете, открыв глаза, Профессор столкнулся с чудом, которое он запомнил на всю жизнь. Он увидел конусообразный остров, возвышающийся прямо до неба. Странным было то, что остров, выглядевший как скала, совсем не касался моря. Он висел в воздухе, и словно божественная сила удерживала его. Такое можно было увидеть только на картинах Рене Магритта. Это было что-то волшебное, созданное гением, способным изменять размеры и положения объекта, абсолютно не считаясь с законами земного притяжения.

Профессор никогда раньше не видел острова, который висел бы в воздухе, даже во сне. Утес, поросший дерном, был окутан туманом и раскачивался в пустоте.

«Должно быть, игра воображения», – подумал он, однако совсем не испугался, а наоборот – испытал чувство внутренней благодарности. Он поднял якорь и поплыл прямо к острову. Он хотел высадиться на эту сказочную сушу, но – ах, как жаль! – взошедшее солнце похитило захватывающую дух красоту острова и поставило его в ряд обычных. Он стал таким же, как и тысячи других островов Эгейского моря. Туман, закрывающий подножие острова и скрывающий от глаз его соединение с землей, рассеялся. Однако это не испортило настроения Профессору, ведь он все же сумел увидеть на рассвете это чудо – висящий в воздухе утес!

«Такова могла быть и природа мифологии», – подумал он.

В самом деле Эгейское море полно чудес. Беспрерывно меняющийся цвет моря, свет, струящийся из-под наплывающих друг на друга облаков, а еще запах – этот сводящий с ума аромат, который приводит человека в состояние безумного восторга, искушает его совершить что-то необычное, приговаривая: «Как хорошо жить!»

Он не знал, сколько дней прошло с тех пор, как он вышел в море, потому что не следил за временем. Его связь с миром ограничивалась необходимостью делать покупки в небольших прибрежных селениях. Он будто потерял прежний порядок своей жизни. Он двигался туда, куда ветер гнал его суденышко. На протяжении жизни он часто использовал это выражение в переносном смысле, однако на этот раз оно воплощало его повседневную реальность.