– Вот что значит классика! Вот что надо покупать! – Лопахина восхищенно осматривала подругу.

– Это ведь из Италии? Это он тогда привез? – догадалась вдруг Кнор.

– Да, это его подарок. Он угадал с размером, с цветом и фасоном. И вот, пожалуйста, я до сих пор его ношу.

– Просто удивительно! – Софья Леопольдовна отдала должное вкусу итальянского парламентария. Это темно-зеленое классического покроя платье выбиралось с любовью, дарилось от чистого сердца, от души, с надеждой. И, наверное, потому, а не из-за фасона или умения не есть лишнего, оно так долго служило Ольге Евгеньевне. Во всяком случае сейчас, перед началом торжественного ужина, хотелось думать именно так.

– Все, девочки, пора! А то мы опоздаем! – поторопила всех Лопахина, и они вышли в объятый летним ветром парк.

Столы были накрыты в большом зале ресторана. Круглые, украшенные букетами цветов и высокими белыми свечами, они сами по себе казались украшением. Лопахина, чей профессиональный опыт участия в торжествах был огромен, с первого же взгляда оценила обстановку.

– А мальчик Никита – молодец. Скатерти дорогие, посуда тоже. Никаких искусственных цветов, дешевых салфеток и лишних декоративных деталей. Интересно, его кто-то научил? Или он сам додумался до этого?

– Он же сказал, у него был дизайнер или стилист… Думаю, это ему посоветовали. – Кнор тоже придирчиво изучала обстановку. И только Ольга Евгеньевна вела себя так, как положено вести себя даме на балу. Она успевала улыбаться, знакомиться, говорить приятные вещи и краснеть от комплиментов. Выглядела Вяземская действительно очень хорошо. И благородно. И когда она просто стояла посреди большого ресторанного зала, окутанная теплым ярким светом, казалось, что именно она хозяйка этого старинного особняка и что она встречает людей, которые постепенно заполняют зал.

– Леля, не тяни одеяло на себя! – успела съязвить Кнор, но Лопахина одернула ее:

– Ну что ты в самом деле! Кто нам мешал быть такими же?! Но ведь мы не сообразили, не запаслись платьями, не умеем быть такими приятными.

Софья Леопольдовна закатила глаза, что означало: «Шуток не понимаете!»

Гости рассаживались, читая маленькие карточки, стоящие около приборов. И в результате подруги оказались разделены – они сидели за разными столами, в обществе незнакомых людей, с которыми им предстояло провести вечер.

Было какое-то особое значение у этого мероприятия, которое относилось исключительно к гостинице и не имело прямого отношения к подругам. По сути, попали они сюда случайно, но именно этот ужин стал началом, открытием новой страницы в их жизни. Даже если в душе каждой из них и поселились сомнения в разумности предпринятого шага, торжественность мероприятия, внимание к ним, радушие и галантность, с которыми их здесь встретили, эти сомнения если не развеяли, то заретушировали. Подруги неожиданно ощутили себя на несколько лет моложе, и дело было не в том, что они принарядились и постарались хорошо выглядеть, дело было в уверенности, которая вдруг проступила в их поведении. «Зрелость от молодости отличается иногда не столько разумностью, сколько трусостью», – неожиданно подумала Лопахина и широко улыбнулась сидящему рядом господину. Этот моложавый мужчина, отвечавший во время реконструкции здания за технические коммуникации, очень хотел заговорить с Зинаидой Алексеевной – женщиной, привлекающей своей «масштабностью», но робел и не мог найти нужных слов.

– Для канализации мы использовали импортные трубы. Они более прочные и не так быстро изнашиваются, – наконец произнес мужчина.

Лопахина, которая только-только положила в рот кусочек заливного, поперхнулась, но виду не подала:

– Что вы говорите? Да, я знаю, как это важно – прочность! Я же кондитер, у нас только внешне все нежное, сладкое, воздушное. А когда делаешь торт на двести человек, прочность инструмента важна.

– Вы – кондитер?! – сосед Лопахиной оживился. Она, сама того не подозревая, освободила его от оков стеснения.

– Да, кондитер, – подтвердила Лопахина.

– Тогда скажите мне, как делают эти чертовы эклеры?!

Софья Леопольдовна к мужчинам относилась снисходительно. Ум – вот что, по ее мнению, в первую очередь должно было присутствовать у противоположного пола. И противоположный пол обязан доказать его остроту. Софья Леопольдовна оценивала все по пятибалльной шкале. «Ну, не бог весть что, хотя и не лишен оригинальности! Оценка – «четыре». Ну, может, с минусом», – отметила она про себя усилия архитектора, который старался занять ее разговором. Софья Леопольдовна больше слушала, помалкивала, но в этом молчании чувствовалась многозначительность и тайна. «Вам вряд ли меня удастся удивить, но вот я…» – казалось, говорила ее улыбка. И действительно, как только архитектор имел неосторожность замолчать на минуту, Софья Леопольдовна произнесла:

– Несколько предыдущих лет я посвятила изучению европейской архитектуры….

– Что вы говорите! – воскликнул архитектор. – Вы где-то учились?!

– Я путешествовала, – скромно произнесла Кнор и добавила: – Одно дело – книги, другое – увидеть все своими глазами.

– И где же вы были?

– Везде, – ответствовала Кнор, наслаждаясь триумфом.

Далее рассказывала Софья Леопольдовна. И паузу она сделала только тогда, когда утомленный описаниями архитектор пригласил ее на танец.

– Господи, я же не помню, когда танцевала, – вдруг без всякого жеманства произнесла Кнор.

– Ни за что в это не поверю, – галантно ответил архитектор.

Вяземская в своем длинном платье и со своими безукоризненными манерами была царицей бала. Ни разговоры на мелкие темы, ни суетливость новых неожиданных знакомств, ни неизбежные мелкие неувязки – одним словом, ничто не могло снизить тот градус парадности, который сообщила своим видом собранию Ольга Евгеньевна.

– Здорово! Просто благородное собрание! – простодушно и восхищенно отметил Никита.

– Платье – случайность. Но вообще-то я люблю, когда все «как положено». Ужин – значит, ужин, торжественный, значит, торжественный.

– Это правильно, – задумчиво ответил Никита, – вот и я так хочу – чтобы все как полагается у нас было. Тогда и люди сюда приедут.

– Конечно, – улыбнулась Вяземская, – не волнуйтесь, Никита. Смотрите, какой ужин вы устроили. Хотя вас никто этому не обучал. Значит, вы чувствуете, как надо делать. Это очень важно.

– Ох, хорошо бы! Давайте выпьем за успех! – Никита подлил Вяземской шампанского.

– С удовольствием!

Впрочем, несмотря на ослепительный наряд и восхищенные взгляды, Вяземская осталась без спутника. С ней многие хотели заговорить, сделать комплимент, но никто не отважился предложить танец или задержаться больше, чем на вежливый обмен приветствиями.

«Ничего удивительного, – отметила про себя Софья Леопольдовна, от которой не укрылось это обстоятельство. – Не решаются мужчины иметь дело с «жар-птицами». И пока Ольга Евгеньевна отвечала на приятные, но дежурные комплименты, Софья Леопольдовна томно топталась в объятиях архитектора на танцполе.