Я уверен, что, кто бы ты ни был, ты поступаешь слишком глупо, используя цитаты из Боккаччо, и уверяю тебя, что если бы ты был философом, за которого себя выдаешь, ты бы не вставлял их в альманах… Что заставляет тебя клеветать на того, кто не делает и не говорит дурного никому в мире? Ведомо мне, что такова твоя натура, и знающим тебя хорошо известно, что ни разу в твоей жизни твой язык не изрекал ничего хорошего ни о ком. Должно быть, ты – тучное и горделивое животное наподобие быка, весьма похожее на то, которое я описываю.

Здесь не место для апологии, в которой я чуть более пространно сделаю внушение тебе и твоим приверженцам. Довольствуйтесь тем, что написано тут. И, возвращаясь к тому, с чего начали: «Поскольку этот аспект, то есть аспект Юпитера и Венеры, по причине противостояния этой другой планеты» уходит, чтобы продолжиться дальше, он не доходит до места затмения, «потому что он уничтожает благотворную силу Юпитера и Венеры по причине оппозиции этой другой планеты». Но сей еретик, или скорее ересиарх этого не разумеет, а еще меньше [это понимает] тот дерзкий дурак, то грубое животное, которое титулует себя философом, не зная дельфийского речения, согласно которому самое трудное в мире – это познать самого себя. О тупейшая скотина, ты не можешь оспорить, что ты – скотина и есть, слишком глупая, чтобы включить в своем невежестве и незнании уведомление, что ты заимствовал [свой псевдоним] из «Генеалогии богов» Боккаччо, где он говорит о поэтических сочинениях, [а также] из Палефатова "De поп credendis fabulosis narrationibus " и Гигинова "De rebus celestibus"».

Отметим, что бранная лексика Нострадамуса и его оппонентов была вполне обычной для того времени – в интеллектуальном поединке стороны слов не выбирали, и начало этому положили еще итальянские гуманисты, нередко печатно именовавшие своих оппонентов «тупицами», «негодяями», «содомитами» и так далее.

Несмотря на резкую критику, популярность Нострадамуса оставалась на чрезвычайно высоком уровне. Его альманахи циркулировали во всех слоях общества. Простые люди покупали их ради сельскохозяйственных рекомендаций. Жиль де Губервиль, нормандский провинциальный помещик, занимался исключительно земными вещами: выращиванием яблок, лошадей, баранов, изготовлением сидра, охотой, своей семьей и самим собой. В общем, этот человек читал не больше, чем требовали от него его немудреные занятия. Тем не менее в его дневнике, охватывающем период с 1558 по 1562 год, четыре раза упоминается Нострадамус:

«29 ноября 1558 года. Нострадамус говорит в своем альманахе, что в этот день надо прилежно работать.

19 ноября 1560 года. Сен-Сансон ездил в Байе… и привез альманах Нострадамуса, который стоил 8 денье…»[80]

Что касается высокопоставленных читателей, то они в первую очередь интересовались глобальными событиями, в указаниях на которые у Нострадамуса недостатка не было. Знаменитый маршал Блез де Монлюк рассказывает в своих мемуарах, что 21 июня 1558 года герцог де Гиз, руководящий осадой Тионвиля, был близок к взятию города. Он послал курьера, который должен был сообщить королю Генриху II о скорой победе. Курьер прибыл к монарху в тот же день. Оказывается, что «Его Величество накануне велел прочесть ему предсказания Нострадамуса и узнал, что завтра его ожидают добрые вести… На следующий день город сдался. Можно назвать это бреднями, если бы я не видел многих подобных вещей, связанных с этим человеком…».[81] Отметим доверие к провансальскому предсказателю со стороны крупного полководца, как и то, что король, оказывается, каждый день читал альманахи Нострадамуса.

Генриху II Нострадамус посвятил третье, законченное издание своих «Пророчеств». Именно эта книга являет собой камень преткновения исследователей жизни и творчества Мишеля Нострадамуса. Дело в том, что до наших дней дошли лишь посмертные издания, напечатанные в 1568–1588 годах. В то же время послание к Генриху II, предваряющее последние три центурии последнего издания, датировано июнем 1558 года (в начале письма упомянута более ранняя дата– март 1557-го). Прочел ли король, погибший летом 1559 года, послание Нострадамуса? В ноябре 1560 года посол Венеции в своем донесении процитировал катрен из десятой центурии; это показывает, что последние три центурии были написаны до этой даты, хотя могли расходиться и в рукописных копиях. В настоящее время библиографы предполагают, что в 1558–1566 годах вышло не менее четырех изданий «Пророчеств», ни одного экземпляра которых до наших дней не сохранилось. Скорее всего, некоторые из них уже содержали все 942 катрена и оба послания – Сезару и Генриху II.

Как бы то ни было, летом 1558 года Нострадамус закончил работу над своими «Пророчествами» и более к ним не возвращался. В октябре того же года умер Жюль Сезар Скалигер – друг и наставник Нострадамуса в аженский период его жизни. К моменту своей кончины он рассорился с бывшим учеником и писал на него злобные эпиграммы. Астрология тут ни при чем: известно, что Скалигер хорошо относился к этой науке и хвалил многих астрологов (например, Луку Гаурико). Причиной ссоры была, очевидно, банальная ревность к чужой славе.

1559 год стал прологом к грандиозной смуте, вошедшей в историю Франции под названием Религиозных войн. В конце царствования Генриха II экономика страны дала трещину – сказывались многолетние войны вкупе с непомерными аппетитами королевской фаворитки Дианы де Пуатье и ее окружения. 7 февраля Нострадамус закончил работу над альманахом на 1560 год, который впоследствии был напечатан в Париже у Гийома Ле Нуара. Посвящен он был его старинному другу – Клоду Савойскому, графу де Танду, губернатору Прованса. Полемизируя с хулителями, Нострадамус поместил в начало альманаха латинскую поговорку «Carpet citius aliquis quam imitabitur» – «легче порицать, чем подражать». Он опубликовал также другой прогноз, озаглавленный: «Большое новое предсказание на 1560 год», напечатанное в Лионе Жаном Брото и Антуаном Воланом. Оно посвящалось монсеньору де Савиньи, королевскому генерал-лейтенанту Лионской провинции.

В апреле 1559 года Генрих II был вынужден заключить мир с Испанией и ее союзниками. По соглашению в Като-Камбрези Франция лишалась всех захваченных ею земель, а династия Валуа вступала в личный союз с испанским королем. Сестра Генриха Маргарита выходила замуж за герцога Савойского, а дочь Елизавета – за Филиппа II. Мир в Като-Камбрези знаменовал окончание многолетних Итальянских войн и одновременно начало смуты во Франции. Падение уровня жизни населения в сочетании с колоссальными тратами двора привело к подъему гугенотского движения. На юге страны дворяне-кальвинисты начали захватывать церковные владения. Ответом на это стали погромы протестантов, прошедшие в Париже во время Великого поста.

Огромная армия была распущена по домам. Тысячи людей, умеющих только грабить и убивать, остались не у дел. Логика событий подсказывала необходимость передела земли, чтобы обеспечить ветеранов работой и доходом. Но крупные сеньоры, духовные и светские, не собирались идти навстречу «попрошайкам», как они называли солдат и офицеров, многие из которых годами не получали жалованья, питаясь за счет военной добычи. В итоге правительство бросило демобилизованных солдат на произвол судьбы, а недовольным пригрозило виселицей. Обездоленные вояки стали легкой добычей противоборствующих сторон – как католиков, так и гугенотов, – что вкупе с экономическим банкротством страны способствовало началу гражданских войн.