Глава 258

Греческие воины на поле, казалось, услышали этот клич, они тут же надели шлемы, подняли щиты, повязали красные плащи и образовали плотный строй, чтобы отразить атаку врага.

Однако «персов» было слишком много, они нахлынули и окружили воинов. Конница скакала взад и вперед по периметру, лучники пускали стрелы в воздух (все со срезанными наконечниками), а пехота странно улыбалась.

Зрители видят только ослепительно-красный цвет и рев воинов сквозь бреши в «персидском» окружении.

Барабаны звучат все громче и сильнее…

Греческая фаланга также шаг за шагом отступает под натиском «персов» и, кажется, скоро отступит к краю площади.

Взгляды широкой публики были полностью поглощены напряженной сценой на поле, и кто-то тревожно крикнул: «Греки, вперёд!».

Он вызвал резонанс во всей публике.

«Греки! Вперёд!». — Зрители начали кричать.

В это время снова раздалось высокочастотное гудение, и «Аид», стоявший в какой-то момент на передней части сцены, медленно взмахнул своим двузубцем.

Окруженные греческие солдаты вдруг издали мощный крик: «Ха! Ура! Аид!», и в нужный момент прозвучало более десятка гудения рогов.

«Персы» начали отступать и, наконец, рассеялись.

Красный квадратный строй греческих наемников теперь был полностью представлен перед зрителями, и они двинулись вперед, как железная стена, своими аккуратными и мощными шагами вместе с ритмичными ударами барабанов.

Толпа была в восторге, и те, кто никогда не видел и не участвовал в теонийской военной подготовке, а также высокие гости были потрясены силой и красотой солдат на поле, они ликовали, кричали и аплодировали.

Отставший «персидский генерал» был снесен «Давоса», затем он наступил на «персидского генерала» и поднял копье, после чего преувеличенным движением пронзил «врага» в грудь.

«Давос! Давос! Давос!». — Люди не могли не разразиться громовыми возгласами.

«Архонт уже говорил, что хочет, чтобы мы увидели совершенно другую церемонию, и он это сделал». — Мариги, стоящий в задней части платформы, воскликнул вслух, глядя на своих коллег-государственных деятелей с разными выражениями на лицах.

«Да, это совсем другая церемония. Давос боится, что публика забудет его подвиги, что он даже прорекламировал себя по такому священному случаю». — сказал Поллукс.

Куногелат и Корнелиус посмотрели друг на друга и ничего не сказали, но им было немного не по себе.

«Он действительно это сделал! Разве вы не заметили? Это определенно станет новым видом драмы, отличным от драмы с одним или двумя действующими лицами, это драма, где сотни и тысячи людей воссоздают захватывающее историческое событие!». — Напротив, Анситанос так разволновался, что стал слегка несвязным из-за того, что Давос просвещал его.

Замечательный хор, музыкальное сопровождение, близкое к реальному сражение и выступление сотен людей поистине потрясли зрителей и даже государственных деятелей Сената.

«Я с нетерпением жду следующего представления!». — Искреннее восхищение Мерсиса напомнило ему о трудных временах в Персии, и его слова также стали общим мнением бывших наемников.

Но Аминтас скривил губы и тихо сказал: «Сцена боя слишком ненастоящая».

«Разве ты не слышал Анситанос? Это актерская игра, а не настоящий бой. Посмотри на возбужденных людей. Давос рассказывает им о наших подвигах в такой манере представления». — Антониос, который был рядом с ним, низким голосом упрекнул Аминтаса.

«Я думаю, что это Оливос играл Давоса… он отлично справился. А вот Ледес, игравший персидского генерала, никуда не годится, он похож на бревно!». — Интересные комментарии Эпифана привлекли внимание государственных деятелей, бывших наемников.

Далее «Аид» повел наемников в Магна-Грецию вторжение луканцев в Турии и победа наемников над луканским союзом.

Группа луканцев, таких как Веспа и Гемон, нервно наблюдала за спектаклем.

Очевидно, Давос учел их чувства, и поэтому вред, который луканцы когда-то нанесли турийцам, был лишь мимолетным, напротив, он больше сосредоточился на последней сцене.

В сопровождении веселого и воодушевленного пения и барабанного боя «Аид» заставил «Давоса» повести греков заключить мир с луканцами. Они боролись друг с другом, пили вино, обнимали друг друга и, наконец, соединили руки в большой круг, а «Аид» стоял в центре круга. Затем толпа пела оду Аиду, разбрасывала руки и ноги, расширяла и сужала круг, и атмосфера была очень теплой, что привлекло людей снаружи присоединиться, и таким образом ода Аиду звучала по всему городу.

Аид, как владыка подземного мира, считался мрачным, жестоким и пугающим, поэтому он гораздо менее популярен, чем Зевс, Посейдон, Аполлон и другие великие боги у греков.

Канос, как и другие греки, относился к Аиду с симпатией и антипатией, поэтому он был удивлен, когда услышал, что Теония хочет сделать Аида своим богом-покровителем. Сначала он растерялся, но теперь его так захватило прекрасное представление на площади, что у него сложилось хорошее впечатление об Аиде, и он не смог удержаться от того, чтобы не спеть оду Аиду вместе со всеми.

Не только он, но и луканские вожди, которые поклонялись только Асину, стали спрашивать остальных о значении слов на странном и жестком греческом, а некоторые даже подпевали. В отличие от подавляющей преданности большинства населения Теонии, приглашенные гости из Южно-Итальянского Альянса имели другое мнение, а некоторые, как кротонцы, даже ожидали, что теонийцы выставят себя дураками во время церемонии празднования.

Но в этот момент они тоже были потрясены этой беспрецедентной для всей Греции церемонией, а полемарх Кротона Лисий вздохнул и сказал: «Похоже, вера Аида укоренится среди теонийцев».

«Гера и Аполлон были богами, в которых греки западного Средиземноморья верили больше всего, и только эти теонийцы и дикари будут верить Аиду!» — сердито сказал Аскамас, ведь его хороший друг Мило был изгнан из-за поражения от Теонии, и поэтому в его сердце затаилась обида. Более того, в Кротоне находится самый великолепный храм Аполлона в Магна-Греции, и греки из других городов-государств часто приходят туда, чтобы отдать ему дань уважения. Поэтому, хотя представление на площади поразило его, он все равно жаловался: «Слушай, уже почти полдень и уже жарко, но когда же нам разрешат посмотреть храм Аида?».

«Да, у меня уже ноги начинают неметь!». — Еще одно, казалось бы, игривое замечание другого стратега из Кротоне вызвало переполох среди гостей.

Затем внезапно раздался длинный и мощный звон колокола, который потряс людей, разочарованных окончанием представления.

«Смотрите! Храм Аида!». — раздавались постоянные восклицания в толпе.

На северо-западе площади Нике, на холме за залом Большого Сената, здание, которое ранним утром было полуприкрыто множеством строительных лесов и большими кусками покрывала, наконец, полностью открыло свой истинный вид, когда люди сосредоточились на представлении на площади: Возвышающееся, величественное белое здание, сияющее