основой его силы, когда он стал архонтом Лаоса, и поэтому, когда эти люди стали гражданами, Авиногес выделил им участок земли. Остальные были исконно греческими рабами, которых освободил Авиногес и также дал им гражданство, но земли им выделено не было. Поэтому, чтобы заработать на жизнь, они либо служили на низких должностях в городе, либо становились наемными рабочими, либо работали в порту. К счастью, налоговое бремя в Лаосе не тяжелое, и если они трудолюбивы и готовы работать, они все равно смогут заработать небольшие сбережения».

Хотя Авиногес утверждал, что он потомок греков, сам он в глубине души знал, что он смешанной крови, как и большинство жителей Лаоса, поэтому Авиногес и жители Лаоса испытывают схожие чувства неполноценности, отчуждения и этнической идентичности.

Более того, он спас их от рабства, и пока он хорошо относится к людям, они будут его поддерживать. Поэтому, хотя он учился у Давоса и сделал себя архонтом на всю жизнь, на самом деле совет Лаоса был лишь декорацией, у них даже нет экклесии, и Авиногес единственный принимает решения, большие или маленькие, он был настоящим тираном.

В этой так называемой ратуше, которая на самом деле является резиденцией владыки города, Канос встретил Авиногеса.

Грузный и толстый архонт Лаоса даже приготовил банкет, чтобы тепло приветствовать Каноса.

Заняв свое место, он поднял кубок с вином и искренне поблагодарил Авиногеса за гостеприимство: «Я приехал в Лаос три года назад, но в я обнаружил, что Лаос сильно изменился, особенно торговля в порту сейчас процветает. Прошло всего чуть больше года с тех пор, как Лаос обрел свободу, а он уже так многого добился. Архонт, должно быть, приложил к этому много усилий».

Хвалебные слова Каноса были приятны Авиногесом, что даже заставило его искренне рассмеяться и сказать: «Это естественно, но я должен больше благодарить союзников Лаоса. Потому что в этом союзе Лаос получил много удобств!».

Канос внимательно слушал.

Затем Авиногес спросил: «Причина, по которой Элея послала тебя сюда, заключается в том, чтобы присоединиться к Союзу Теонии?».

Канос был ошеломлен. Учитывая текущее положение Элеи и тот факт, что они послали кого-то в Теонию в это время, любой человек с хорошим умом может примерно догадаться о цели их миссии, но Канос не ожидал, что Авиногес спросит его так прямо. Он отставил чашку, задумался и туманно сказал: «Присоединение к союзу или другие формы союза будут зависеть от результатов переговоров с Теонией».

Авиногес посмотрел на него и усмехнулся: «Прошу простить меня за то, что я говорю прямо, но с моим пониманием силы Теонии и Элеи в настоящее время, я боюсь, что Теония не примет другие формы соглашения, только подчинение».

Очевидно, это означает, что Элея недостаточно сильна, поэтому не стоит ожидать лучшего отношения в переговорах с Теонией. Канос немного смутился, затем склонил голову и ничего не ответил.

Тогда Авиногес сказал: «Я слышал, что Элея имеет тесные контакты с греческими городами-государствами Кампании. Теония может не принять Элею в союз, если у Элеи есть союз с Кампанией, потому что они не позволяют городам-государствам в их союзе иметь какие-либо дипломатические отношения с другими городами-государствами».

Канос был немного удивлен, потому что не знал, что между Теонией и ее союзниками существует такое правило: «Спасибо за информацию. Несмотря на то, что город-государство Кампания оказал Элее некоторую помощь, у Элеи нет союзного соглашения ни с одним городом-государством».

На самом деле, союз Кампании во главе с Неаполем и Капуей не согласился принять Элею, потому что между Кампанией и Элеей есть две сильные народы, а именно самниты и луканцы, а Элея недостаточно сильна. Как только они станут союзом, только Кампания будет продолжать помогать Элее, в то время как Элея едва могла внести свой вклад в союз с Кампанией, так как проницательные греки могли вести такое убыточное дело. Единственной причиной, по которой Элея могла торговать с Кампанией, был взаимный спрос: Элея должна была набирать наемников из Кампании для защиты от нападения луканцев, и они должны были платить за них.

«Это было бы замечательно. С этим Элея может присоединиться к Союзу Теонии, а с силой и репутацией Теонии, луканцы больше не будут вашей проблемой. А поскольку Элея и Лаос — единственные два прибрежных порта Союза Теонии в Тирренском море, мы могли бы сотрудничать и укреплять наш торговый обмен в будущем». — Авиногес возбужденно улыбнулся и, похоже, дал свой совет без всяких мотивов.

Канос на мгновение замолчал, но как он мог выразить свою позицию, даже не видя архонта Теонии, поэтому он сменил тему: «Вы, должно быть, встречались с архонтом союза Теонии, Давосом, верно? Что он за человек?».

«Я видел его много раз, и даже сражался с ним бок о бок!». — Авиногес выглядел гордым, вытирая винные пятна со рта, и серьезно ответил: «Вот тебе совет. Не смотри на него свысока только потому, что он молод, он удивительный человек».

Поскольку Элея хочет сотрудничать с Теонией, они, естественно, провели некоторое расследование в Теонии, и, естественно, в центре их расследования был Давос.

Члены совета Элеи хвалили и критиковали Давоса. Они оценили его выдающиеся способности, благодаря которым Теония возвысилась за столь короткое время, что является неотъемлемой частью его усилий. Однако их беспокоило то, что он единственный архонт, причём архонт пожизненный. В таком случае, чем он отличается от Дионисия, жестокого тирана Сиракуз?

Неужели сотрудничество Элеи с Теонией приведет волка в их дом? Но процветание Лаоса заставило Каноса уменьшить беспокойство, а слова Авиногеса усилили его любопытство: 'Это восхищение тирана тираном?'.

«Кстати, я могу отвезти тебя в Турий завтра». — Неожиданно сказал Авиногес.

«Я очень благодарен вам за гостеприимство! Как же я могу осмелиться заставить вас послать меня лично?» — Канос был тронут, но тактично отказался.

«Ха-ха-ха!» — Авиногес рассмеялся: «Тебе не нужно благодарить меня, поездка была просто по пути. Храм Аида в Турии завершен, и Теония пригласила меня приехать на церемонию празднования».

Поддразнивание Авиногеса заставило Каноса смутиться, но еще больше его удивило то, что он только что сказал: «Храм Аида?!».

***

Услышав, что Гераклид потерял сознание, когда строительство храма Аида было завершено, и что он находится в коме, Давос немедленно отложил все свои дела и поспешил в дом Гераклида.

Хотя Гераклиду удалось очнуться, он не мог пошевелиться. Его глаза были полузакрыты, рот широко открыт, а грудь вздымалась и опускалась, как лохмотья, и издавала резкие хрипящие звуки.

***