— Вот это я понимаю! — сказал один из солдат, пониже ростом, и его ухмылка частично была адресована Фэллону, который ухмыльнулся в ответ.

— Надо ввести закон, запрещающий им этак расхаживать, — заметил высокий солдат. — Это морально разлагает нашу армию.

Оба имели акцент и внешность крестьянских парней со Среднего Запада — светловолосых, с вечно прищуренными глазами, — каковыми знал их Фэллон по своему старому взводу.

— Вы из какой части, ребята? — спросил он. — Вроде бы знакомые шевроны.

Солдаты назвали ему свою часть.

— Ах, да, теперь припоминаю. Они были в составе Седьмой армии, верно? Я о сорок четвертом и сорок пятом годах.

— Точно сказать не могу, сэр, — ответил коротышка. — Это было задолго до нас.

— Давай-ка без всяких там «сэров», — дружески потребовал Фэллон. — Я не имел офицерского звания. Дослужился только до рядового первого класса, хотя в Германии пару недель исполнял обязанности сержанта. Я был би-эй-ар-меном.

Коротышка окинул его взглядом.

— Оно и понятно, — сказал он. — Габариты у вас подходящие. Старина «би-эй-ар» — это ноша не для слабаков.

— Тут ты прав, — согласился Фэллон. — Таскать эту винтовку нелегко, но зато в бою, скажу я вам, с ней одно удовольствие. Что вы пьете, парни? Кстати, меня зовут Джонни Фэллон.

Солдаты пожали ему руку и представились, а когда из туалета показалась та самая девица, все трое вновь повернули головы и проследили за ее возвращением к своему столику. На сей раз их внимание было сконцентрировано на ее пышном, колышущемся при ходьбе бюсте.

— Очуметь! — выдохнул коротышка. — Ничего себе буфера!

— Может, они не настоящие, — сказал его приятель.

— Они настоящие, сынок, — заверил его Фэллон, подмигивая с видом умудренного жизнью человека, и развернулся к своему пиву. — Самые натуральные. Уж я-то смогу разглядеть фальшивые сиськи за милю.

Они еще несколько раз заказывали выпивку, беседуя об армии, а потом высокий солдат спросил у Фэллона, далеко ли от этого места до дансинга «Сентрал-Плаза», где, как он слышал, по пятницам выступают джаз-банды. А вскоре они втроем уже катили по Второй авеню на такси, за которое заплатил Фэллон. Еще чуть погодя, когда они дожидались лифта в холле «Сентрал-Плаза», Фэллон украдкой снял обручальное кольцо и спрятал его в кармашек для часов.

Огромный танцевальный зал с высоким потолком был забит молодежью; сотни парней и девушек сидели за столиками вокруг кувшинов с пивом, слушая музыку и болтая, а еще не менее ста человек самозабвенно отплясывали на свободном пространстве посреди зала. А на сцене выкладывался без остатка джаз-бэнд из белых и цветных музыкантов, и медь их труб сверкала в свете ламп, приглушаемом клубами табачного дыма.

Джаз для Фэллона был темным лесом, однако он еще в дверях начал строить из себя знатока: сосредоточенно хмурился, внимая визгу кларнетов, слегка подгибал колени и прищелкивал пальцами, подстраиваясь под ритм ударных. Однако в мыслях его была отнюдь не музыка, когда он потянул солдатиков к столу, за которым сидели три девушки; и вовсе не музыка побудила его пригласить на танец самую симпатичную из этой троицы, когда оркестр заиграл медленную мелодию. Это была черноволосая итальянка, высокая и хорошо сложенная, с блестящим от легкой испарины лбом. Когда она шла впереди него между столиками, Фэллон не мог оторвать взгляда от лениво-грациозных движений ее бедер под разлетающейся юбкой, а его затуманенное алкоголем сознание уже рисовало соблазнительные картины: как он провожает ее домой, как она откликается на его ласки в интимном полумраке такси, и как позднее, уже под утро, он любуется плавными изгибами ее обнаженного тела в незнакомой, смутно представляемой спальне. А когда она достигла танцевальной зоны и, повернувшись, стала в позу с приподнятыми руками, он крепко и жарко прижал ее к себе.

— Эй, потише! — сердито сказала она, отталкиваясь и выгибаясь назад с такой силой, что на ее шее отчетливо проступили жилы. — И это ты называешь танцем?

Он вздрогнул, ослабил хватку и криво ухмыльнулся:

— Не бойся, крошка, я тебя не укушу.

— И не зови меня «крошкой», — добавила она, после чего не произнесла ни слова вплоть до завершения танца.

И все же ей не удалось отделаться от Фэллона, поскольку солдаты уже успели поладить с ее подругами, белокурыми, весьма бойкими и смешливыми; так что следующие полчаса все шестеро провели за тем же столиком, хотя не все были одинаково настроены веселиться. Одна из блондинок беспрестанно взвизгивала и хихикала в ответ на какую-то чушь, которую нашептывал ей коротышка, а другая позволила его длиннорукому приятелю обнять себя за шею. Но габаритная брюнетка Фэллона — неохотно назвавшая ему свое имя: Мария — сидела с ним рядом и молчала, напряженно выпрямив спину и щелкая застежкой сумочки у себя на коленях. Пальцы Фэллона крепко, до побеления костяшек, сжимали спинку ее стула, но всякий раз, когда он решался дотронуться до ее плеча, она резким движением пресекала эту попытку.

— Ты живешь где-то неподалеку, Мария? — спросил он.

— В Бронксе, — коротко ответила она.

— Часто здесь бываешь?

— Не очень.

— Хочешь сигарету?

— Не курю.

Лицо Фэллона раскраснелось, в правом виске гулко стучала кровь, по ребрам струился пот. Он ощущал себя, как юнец на первом свидании, парализованный и лишенный дара речи из-за близости ее платья, запаха ее духов, гипнотизирующей игры ее тонких пальцев с застежкой сумочки, влажного блеска на пухлой нижней губе.

Из-за соседнего стола поднялся молодой матрос и, сложив ладони рупором, что-то прокричал в сторону оркестра. Крик его был тут же подхвачен людьми в разных концах зала. Это звучало как: «Мы хотим святых!», что показалось Фэллону бессмыслицей. Зато у него появился предлог вновь обратиться к Марии.

— О чем они все вопят? — спросил он.

— О «Святых», — пояснила она и, передавая эту информацию, на секунду встретилась с ним взглядом. — Они хотят услышать «Святых».

— Вот оно что…

После этого возникла долгая пауза, которую прервала Мария, обратившись к блондинке на соседнем стуле:

— Хватит, пойдем уже, — сказала она. — Пора домой.

— Да ладно тебе, Мария, — отозвалась другая блондинка, разгоряченная алкоголем и флиртом (у нее на голове уже красовалась пилотка коротышки). — Не будь такой занудой.

Затем, увидев страдающее лицо Фэллона, эта девица решила его подбодрить.

— Ты тоже служишь в армии? — спросила она жизнерадостно, наклоняясь над столом.

— Я? — озадачился Фэллон. — Нет, хотя… когда-то служил, было дело. Но я уже давно демобилизовался.

— Вот как?

— Он был би-эй-ар-меном, — сообщил ей коротышка.

— Неужели?