Я кое-как, наскоро, сунул все мои бумаги и всю мою кучузолота в постель, накрыл ее и вышел минут десять после Полины. Я был уверен,что она побежала домой, и хотел потихоньку пробраться к ним и в передней спроситьу няни о здоровье барышни. Каково же было мое изумление, когда от встретившейсямне на лестнице нянюшки я узнал, что Полина домой еще не возвращалась и чтоняня сама шла ко мне за ней.

— Сейчас, — говорил я ей, — сейчас только ушла от меня,минут десять тому назад, куда же могла она деваться?

Няня с укоризной на меня поглядела.

А между тем вышла целая история, которая уже ходила поотелю. В швейцарской и у обер-кельнера перешептывались, что фрейлейн утром, вшесть часов, выбежала из отеля, в дождь, и побежала по направлению к hoteld'Angleterre. По их словам и намекам я заметил, что они уже знают, что онапровела всю ночь в моей комнате. Впрочем, уже рассказывалось о всемгенеральском семействе: стало известно, что генерал вчера сходил с ума и плакална весь отель. Рассказывали при этом, что приезжавшая бабушка была его мать,которая затем нарочно и появилась из самой России, чтоб воспретить своему сынубрак с m-lle de Cominges, а за ослушание лишить его наследства, и так как ондействительно не послушался, то графиня, в его же глазах, нарочно и проигралавсе свои деньги на рулетке, чтоб так уже ему и не доставалось ничего. «DieseRussen!»[65] — повторял обер-кельнер с негодованием, качая головой. Другиесмеялись. Обер-кельнер готовил счет. Мой выигрыш был уже известен; Карл, мойкоридорный лакей, первый поздравил меня. Но мне было не до них. Я бросился вотель d'Angleterre.

Еще было рано; мистер Астлей не принимал никого; узнав же,что это я, вышел ко мне в коридор и остановился предо мной, молча устремив наменя свой оловянный взгляд, и ожидал: что я скажу? Я тотчас спросил о Полине.

— Она больна, — отвечал мистер Астлей, по-прежнему смотря наменя в упор и не сводя с меня глаз.

— Так она в самом деле у вас?

— О да, у меня.

— Так как же вы… вы намерены ее держать у себя?

— О да, я намерен.

— Мистер Астлей, это произведет скандал; этого нельзя. Ктому же она совсем больна; вы, может быть, не заметили?

— О да, я заметил и уже вам сказал, что она больна. Если бона была не больна, то у вас не провела бы ночь.

— Так вы и это знаете?

— Я это знаю. Она шла вчера сюда, и я бы отвел ее к моейродственнице, но так как она была больна, то ошиблась и пришла к вам.

— Представьте себе! Ну поздравляю вас, мистер Астлей.Кстати, вы мне даете идею: не стояли ли вы всю ночь у нас под окном? МиссПолина всю ночь заставляла меня открывать окно и смотреть, — не стоите ли выпод окном, и ужасно смеялась.

— Неужели? Нет, я под окном не стоял; но я ждал в коридоре икругом ходил.

— Но ведь ее надо лечить, мистер Астлей.

— О да, я уж позвал доктора, и если она умрет, то вы дадитемне отчет в ее смерти.

Я изумился:

— Помилуйте, мистер Астлей, что это вы хотите?

— А правда ли, что вы вчера выиграли двести тысяч талеров?

— Всего только сто тысяч флоринов.

— Ну вот видите! Итак, уезжайте сегодня утром в Париж.

— Зачем?

— Все русские, имея деньги, едут в Париж, — пояснил мистерАстлей голосом и тоном, как будто прочел это по книжке.

— Что я буду теперь, летом, в Париже делать? Я ее люблю,мистер Астлей! Вы знаете сами.

— Неужели? Я убежден, что нет. Притом же, оставшись здесь,вы проиграете наверное все, и вам не на что будет ехать в Париж. Но прощайте, ясовершенно убежден, что вы сегодня уедете в Париж.

— Хорошо, прощайте, только я в Париж не поеду. Подумайте,мистер Астлей, о том, что теперь будет у нас? Одним словом, генерал… и теперьэто приключение с мисс Полиной — ведь это на весь город пойдет.

— Да, на весь город; генерал же, я думаю, об этом не думает,и ему не до этого. К тому же мисс Полина имеет полное право жить, где ейугодно. Насчет же этого семейства можно правильно сказать, что это семействоуже не существует.

Я шел и посмеивался странной уверенности этого англичанина,что я уеду в Париж. «Однако он хочет меня застрелить на дуэли, — думал я, —если mademoiselle Полина умрет, — вот еще комиссия!» Клянусь, мне было жальПолину, но странно, — с самой той минуты, как я дотронулся вчера до игорногостола и стал загребать пачки денег, — моя любовь отступила как бы на второйплан. Это я теперь говорю; но тогда еще я не замечал всего этого ясно. Неужелия и в самом деле игрок, неужели я и в самом деле… так странно любил Полину?Нет, я до сих пор люблю ее, видит бог! А тогда, когда я вышел от мистера Астлеяи шел домой, я искренно страдал и винил себя. Но… но тут со мной случиласьчрезвычайно странная и глупая история.

Я спешил к генералу, как вдруг невдалеке от их квартирыотворилась дверь и меня кто-то кликнул. Это была m-me veuve Cominges и кликнуламеня по приказанию m-lle Blanche. Я вошел в квартиру m-lle Blanche.

У них был небольшой номер, в две комнаты. Слышен был смех икрик m-lle Blanche из спальни. Она вставала с постели.

— A, c'est lui!! Viens dons, beta! Правда ли, que tu asgagne une montagne d'or et d'argent? J'aimerais mieux l'or.[66]

— Выиграл, — отвечал я смеясь.

— Сколько?

— Сто тысяч флоринов.

— Bibi, comme tu es bete. Да, войди же сюда, я ничего неслышу. Nous ferons bombance, n'est ce pas?[67] Я вошел к ней. Она валялась подрозовым атласным одеялом, из-под которого выставлялись смуглые, здоровые,удивительные плечи, — плечи, которые разве только увидишь во сне, — кое-какприкрытые батистовою отороченною белейшими кружевами сорочкою, что удивительношло к ее смуглой коже.

— Mon fils, as-tu du coeur?[68] — вскричала она, завидевменя, и захохотала. Смеялась она всегда очень весело и даже иногда искренно.

— Tout autre… — начал было я, парафразируя Корнеля.

— Вот видишь, vois-tu, — затараторила она вдруг, —во-первых, сыщи чулки, помоги обуться, а во-вторых, si tu n'es pas trop bete,je te prends a Paris[69]. Ты знаешь, я сейчас еду.