7. Унижение

Эгбуну, старые отцы говорят, что мышка не бежит в пустую мышеловку при свете дня, если ее не привлечет туда что-то такое, от чего она не в силах отказаться. Эгбуну, будет ли рыба клевать на пустой металлический крючок, висящий в воде? Как она будет клевать, если на крючке нет чего-нибудь соблазнительного? Не так ли и человека завлекают в ситуацию, в которой он не хотел бы оказаться? Мой хозяин, например, не согласился бы пойти на торжество в доме отца Ндали, если бы они не демонстрировали раскаяния и ее отец не написал бы в пригласительной карточке его имя: «Мистер Чинонсо Олиса». Но я должен признать, что, хотя отчасти его убедили и собственная решимость сделать Ндали счастливой любой ценой, и желание увидеть Оливера Де Кока своими глазами, он до самого конца испытывал сомнение. Он решил пойти на празднество, но разрывался на две части: одна только настроилась на это, а другую, протестующую, приходилось тащить за уши. И я, его чи, был не в силах решить, надо ему идти или нет. Я знал природу человеческую и знал, что чувство, какое они продемонстрировали по отношению к нему – отвращение, – легко не рассеивается. Но я видел то исцеление и упорядоченность, которые эта женщина принесла в его жизнь, и хотел, чтобы это продолжалось. Потому что недопустимо для чи стоять на пути у собственного хозяина. Когда человек принимает решение, а чи не хочет этого, он может только одно: разубедить хозяина. Но если хозяин отказывается, то чи не должен пытаться заставить хозяина поступать против его хозяйской воли, чи должен согласиться. И опять же потому мудрые отцы и говорят, что если человек решается на что-то, то и его чи должен решиться. Вторая причина моих метаний состояла в том, что я не сомневался в любви к нему Ндали, в основном после встречи с ее чи, и был уверен, что если он женится на ней, то станет человеком в полной мере, ведь, по словам старых отцов, мужчина не может быть человеком в полной мере, пока не женится на женщине.

В день перед празднованием они отправились купить поздравительные карточки ее отцу в супермаркете близ заправки «Оандо». В придорожном магазине одежды на Гроутер-стрит он купил рубашку исиагу[50]. Хотя Ндали говорила, что лучше купить исиагу с изображением черных львов, ему больше нравились красные, почему он отдал предпочтение им – он не смог бы объяснить. Они вышли из магазина и направились к торговому центру. Откуда-то с верхних этажей торгового центра доносились громкие голоса, и вдруг он увидел Моту перед открытыми воротами автомобильной мастерской. Она стояла возле груды покрышек, рядом механик в синем комбинезоне и в больших темных очках воспламенял стержень с помощью какой-то штуки, испускавшей яркие искры красного пламени. На ней было свободное платье, красное с зелеными листьями, которое мой хозяин несколько раз снимал с нее, чтобы заняться любовью. Она только что продала порцию земляных орешков одному из стоявших здесь мужчин и теперь из отрезка материи складывала аджу, чтобы положить на голову, прежде чем установить на нее поднос. Несколько мгновений казалось, Эгбуну, что он выскользнул из рук существующего мира, словно рыба, смазанная маслом. Он стоял там в нерешительности, не зная, что делать, недоумевая, почему она его бросила. Но Моту даже не повернулась. Она поставила поднос себе на голову и пошла в другом направлении – к заполненному людьми рынку. Он хотел было окликнуть ее, но подумал, что она не услышит за сильным ревом сварочной машины. Сердце его учащенно билось, когда он повернулся к Ндали, которая продолжала идти, не зная, что он не идет следом. Он не отдавал себе отчета в том, что, глядя на Моту, смотрит и на огонь из сварочного аппарата. А когда отвернулся, перед глазами у него все расплывалось, и на мгновение ему показалось, будто мир и все в нем покрылось плотной шелковой вуалью желтого цвета.

Чукву, Ндали не вернулась с ним в тот день домой. Она отправилась помогать родителям готовиться к большому празднику. Если не считать лечения больной курицы, у которой из клюва стала выделяться перламутрового цвета жидкость – он протирал ее клюв чистым полотенцем, обмакнув его сначала в теплую воду, – он весь остаток дня думал о Моту. Он не мог понять, что случилось, чья рука протянулась и убрала ее из его дома, украла у него. Будь он один, он бы поговорил с нею. Он долго думал, почему она ушла от него без предупреждения, без всякого повода, когда ему казалось, что она любит его и он надежно поселился в ее сердце. Дети человеческие, знайте: нельзя полагаться на другого. Никто ни от чего не гарантирован, любого может увести куда-то в сторону. Никто! Я видел это много раз. Он все еще был погружен в эти мысли, когда его телефон выдал трель. Он взял его, открыл входящие сообщения, прочел. «Они и в самом деле хотят, чтобы ты пришел, Обим!!! Даже мой брат. Я тебя люблю, спок. ночи».

Он приехал в дом к ее родителям на следующий день и обнаружил, что он – первый из гостей. Ндали вышла его встречать, попросила пройти с ней в дом. Но он и слышать об этом не хотел. Он сидел на пластиковом стуле в одном из двух брезентовых шатров, возведенных для гостей. Еще один шатер стоял чуть поодаль от этих двух на мостках, покрытых красным ковром. Этот шатер назывался Высоким Столом и предназначался для хозяев и почетных гостей. Там возле сцены стоял длинный стол, покрытый вышитой скатертью, и много стульев за ним. Группа людей, обливающихся потом, устанавливала рядом со столом громкоговорители, а две женщины в одинаковых блузках и юбках украшали большие торты литыми статуэтками отца Ндали с посохом в руке.

Мой хозяин взял экземпляр программки со своего стула и начал читать, когда стул под ним задрожал. Прежде чем он понял, что происходит, или успел оглянуться, чья-то рука похлопала его по плечу и над ним склонилась голова.

– Значит, ты все же пришел, – сказала голова.

Все происходило так быстро, что леденящий кровь приступ внезапного страха лишил его способности думать и действовать.

– Пришел-таки, – повторил человек, в котором он узнал Чуку. Чука говорил на языке Белого Человека с иностранным произношением, сходным с произношением Ндали. – У некоторых людей, у некоторых