своей силой, что только имела, и потянула назад, из-за чего мы вместе упали на землю.

— Нет, Тамара, я не хочу навредить еще и тебе! — кричал он, не в силах сдерживаться. На его лице было отчаяние. — Дай мне сделать это, тогда все будут спокойны! Раз и навсегда дай покончить со всем! — я стояла на коленях и слушала все это, не понимая ни единого слова из всего сказанного Климом.

— Да пойми же ты! — строго проговорила я, хотя внутри меня так и разрывало от боли — что еще немного, и я снова могу не справиться, опустить руки, и тогда будет покончено со всем пройденным. — Пойми, Клим, — впервые обратилась к нему по имени, из-за чего на лице парня появилась тень какой-то непонятной мне эмоции, — если ты покончишь с собой, мне тут нечего будет делать! Не останется повода жить! — каждый раз понижая голос, говорила я. — Только посмотрев на тебя, я поняла, что не все потеряно! Ты вселил в меня, сам того не осознавая, уверенность, что все возможно! Благодаря тебе я сейчас держу себя в руках и не пускаюсь в бега, только обнаружив на горизонте проблему! Ты это понимаешь?! — в конце, уже срывая голос, прокричала я, упирая свой взгляд в Клима и пытаясь разглядеть в его глазах понимание. — Без примера не будет и надеющегося на то, что все получится, — прошептала я.

25. Прости меня, Тамара

Сидя на паре (теперь на ближайшем месте от двери), я не могла перестать думать о словах, сказанных Климом утром. Мысли постоянно приводили меня к одному и тому же ответу: он никак не мог знать о том, что со мной, поэтому не имеет никакой связи с моей прошлой жизнью. Но вот интересная деталь его рассказа вчера: сначала он сказал, что причинял вред только себе, но потом вдруг не договорил и показал шрамы на руке. Есть что-то, что Клим определено скрывает и боится сознаться в этом. Может, есть кто-то, кто имел к этому непосредственное отношение. Если это и так, то кто?

Я покрутила карандаш в руке и осмотрела все помещение. Годунов все еще не явился. После утреннего разговора он больше не попадался мне на глаза и теперь, видимо, избегал. Почему он так боится, что я кому-либо сообщу о нем правду? К тому же в однозначному ответу я тогда не пришла, поэтому и не могла знать, отчего тот взбесился. Может, дело в его школьных отношений с Эреном? Что же произошло после того, как он вернулся из больницы, когда повстречался со мной? Я посмотрела на браслет с орхидеей у себя на запястье, потом подняла взгляд выше на шрам от вырванной капельницы. Так вот, значит, второй повод к тому, почему Клим мог предположить, что я захочу или смогу начать причинять себе вред у него в квартире. Нужно будет объясниться с ним по этому поводу, иначе могут возникнуть нестыковки.

Когда пара закончилась, вся наша группа вывалилась в коридор. Я прошлась по дороге к библиотеке и остановилась у ее дверей. Хотелось кое-что перечитать.

— Здравствуйте, — сказала я, заходя внутрь. В углу, за столом, я заметила черную макушку и напряглась. — Можно ли взять книгу?

— Здравствуйте, — мужчина вежливо улыбнулся мне. — Конечно. Что интересует?

— «Бедная Лиза» Карамзина.

Мужчина обратил внимание на мой слишком серьезный тон, но после еще раз улыбнулся и пошел к полкам с книгами. Достав нужную, вернулся ко мне. Записал на мое имя книгу и пожелал приятного чтения.

— Могу я пока посидеть здесь? — осторожно спросила я и указала взглядом на столы в углу.

— Конечно, конечно.

Я подошла к столам и остановилась, делая вид, что меня ничего не беспокоит. Странное предчувствие посетило меня.

— Тут не занято? — спросила я у Годунова, пока тот низко гнулся над книгой и упорно изображал, что не заметил меня. — Тогда я сяду.

Так и сделала, устроившись на соседнем от него стуле. Годунов весь напрягся.

— Давай, говори, что тебе теперь от меня нужно? — прорычал он, не отрываясь от книги, что читал.

Я поморщилась и открыла «Бедную Лизу», чтобы убедиться, что была права насчет цитаты Кирилла, которую он привел тогда в письме в библиотеке, чтобы подтвердить, что именно с ней он меня тогда в коридоре школы сравнивал.

— Мне интересно узнать вот что, — начала я таинственным голосом, — что связывало тебя и Эрена Понфилова в старшей школе?

Годунов поднял взгляд от книги и посмотрел на меня со злобой. На его лице читалось презрение и ненависть. Он наклонил голову в бок, и уголок его губ дернулся вверх.

— А какое тебе до этого дело? — низко проговорил Годунов. Он прищурился.

Я отвела взгляд и перевернула страницу.

— Очевидно, ты издевался над ним. Но когда я предположила, что тебе больше не об кого вытирать руки(и даже ноги, могу напомнить, да, мне и это известно), ты вдруг взревел, что это не мое дело. Значит ли это то, что каким-то образом ты был привязан к нему?

Теперь, когда я научилась не бежать от проблем, хоть это и требовало определенных усилий, во мне проснулся дух детектива: мне хотелось узнать все и обо всех.

Годунов все еще прищуривался и не показывал эмоций, которые дали бы возможность понять, что я права.

— Нет, — после некоторого молчания отрезал он. — Мне просто нравилось слышать, как он кричит и умоляет прекратить.

У меня по спине пробежали мурашки. Я резко встала, и стул издал противный звук. Годунов тоже подскочил с места. Кто-то из другого угла попросил быть тише. Отойдя к полкам, я обернулась и увидела Годунова, идущего прямо ко мне, он был в ужаснейшем расположении духа.

— Слушай сюда, — сдержанно тихо пригрозил он, — дважды повторю, если не поняла: если ты еще хоть раз упомянешь мне или при ком-то обо всём, поверь, я за себя не ручаюсь, проверять мое терпение больше не стоит, — с каждым шагом он наступал, вынуждая меня упереться спиной в книжные полки.

Я уже пятнадцать минут назад разгадала его секрет и почему все совершалось, поэтому бояться или спрашивать второй раз не собиралась.

— Хорошо, — просто ответила я, пытаясь отодвинуть его с моего пути.

— Ты шутить со мной вздумала? — взревел он, прижимая меня вплотную к книгам, и почти соприкоснулся с моим носом своим, приблизившись к моему лицу. — Не советую этого делать.

Я объяснила, что мне уже от него ничего не нужно и теперь я буду молча обходить его стороной, но условием