Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну понятно, а казаки-то тут местные появляются? – Андрей Николаевич берёт вторую рюмку.
– А, эти-то, эти появляются, топливо привозят всё время, саранчу, дрофу вяленую, – сообщила барменша.
Горохов выпил. Поставил рюмку на стойку.
– Ещё? – спрашивает женщина, беря бутылку.
Уполномоченный делает знак рукой: нет, хватит.
Она разочарованно отставляет бутылку, а потом начинает косить глазками из стороны в сторону:
– Мужчина, а вы отдохнуть не желаете… Ну, отдохнуть…, – барменша немного стесняется.
– Отдохнуть…, – Горохов прекрасно понимает, что за отдых она ему предлагает, он начинает оглядываться по сторонам, может, он кого-то не заметил, но нет, в помещении ни одной женщины, кроме барменши, – а что, у вас боты остались?
– Ой, да какой там, – она, чуть смущаясь, машет рукой, – они уже года три как передохли все. Со мной отдохнуть, я возьму недорого, копеек десять.
– Три года как передохли? – как много новостей он узнал за одно посещение бара.
– Да уж, все передохли, хотя уборщики или боты-рабочие ещё держатся, ковыляют там как-то, а бабы-то все передохли, – говорит она и снова предлагает: – ну так что, отдохнуть не желаете?
У неё над левой бровью заметен серый желвак – проказа, хотя для её лет этого очень мало, видимо, в прошлое время ей хватало денег на антибиотики и витамины. Нет, ему жениться скоро, его Наташа заговорила про женитьбу перед отъездом, и Горохов отказывается:
– Нет, не получится, устал сильно.
И как раз в этот момент в заведение входит один из людей Сурмия, он снимает очки, оглядывает помещение и идёт к уполномоченному.
– Господин инженер, лоцман пришёл, капитан просит вас вернуться на судно.
– Хорошо, – говорит Горохов и лезет в карман за деньгами.
– Инженер! – барменша смотрит на него так, как будто только что увидела. Потом глядит, как он кладёт на стойку деньги с хорошими чаевыми, как надевает фуражку. Она явно удивлена и выпучила на уполномоченного глаза. Но её удивление немое, женщина так ничего больше и не произнесла.
А Андрей Николаевич машет ей рукой и, натягивая респиратор, идёт с солдатом к двери.
Глава 20
Лоцман, крепкий такой мужичок, в большом респираторе – сразу видно, к пыльце относится серьёзно, – в длинном, почти до пят, пыльнике, уже стоит на самом носу лодки. В рубку к капитану зашёл только на пару минут, поговорил с ним, условился о чём-то и вышел на палубу. Что-то негромко бубнит через респиратор в изрядно шипящую рацию.
– Мы, что, ночью пойдём? – спрашивает Горохов у стоящего там же на палубе Сурмия. И как раз в эту секунду вместо ответа у него под ногами мелко завибрировала палуба, загудел, пока на низких оборотах, мотор.
– Да, лоцман гарантировал, что на мель мы не сядем, – отвечает капитан.
– Гарантировал? – уполномоченный всматривается в черноту, что лежит перед ними. – Тут же ничего не видно, у него, что, инфракрасное зрение?
– Насчёт зрения он не говорил, сказал только, что хорошо знает все притоки, – капитан, чуть помолчав, добавляет: – Он говорит, что пока дойдём до Чусовой, уже рассветёт, а тут, на Большой реке, он все мели наизусть знает.
– Рискуете, – сухо замечает уполномоченный. Он всё равно сомневался в необходимости устраивать заплывы и манёвры здесь, среди заводей и отмелей.
– Торопимся, – спокойно поясняет капитан. Сурмий явно не видел опасности, а может, ему было всё равно.
Горохов мог, конечно, спросить, чья это инициатива, но какой смысл, и он сам, и этот армейский капитан знали, кто готов был рисковать ради выигрыша трёх часов.
Всё, швартовы отданы, матрос на палубе собирает канаты в бухты.
– Давай помалу, – говорит лоцман в рацию, говорит громко, так что все вокруг слышат. – Малый назад.
И двигатель сразу ожил. Вязкая, липкая от оранжевых амёб вода пошла небольшой волной, которая негромко шлёпнулась в причал, и большая лодка стала медленно отваливать от пирса.
– Давай, давай, – продолжает лоцман, – помалу, помалу…
И судно потихоньку сначала отошло от берега, потом развернулось и пошло по течению к Большой протоке.
***
Солнце уже встало, когда они наконец вышли из мощного течения Камы и свернули в медленные воды Чусовой.
– Пермь, – говорит капитан судна Горохову.
По правую руку в утреннем солнце подымались первые развалины некогда гигантского города. Бетонные обломки стен в утренних лучах кажутся розовыми.
– Да, вижу, – говорит уполномоченный, а сам удивляется капитану: как только вошли в Чусовую, он сам стал к рулю, отправив матроса на скамейку отдыхать.
«Когда он только спит?».
В Чусовой течение потише, лодка пошла побыстрее.
– Лево два, лево два…, – доносится из рации, что висит перед капитаном, – к серёдке, к серёдке держи…
– Держу на центр, – отвечает капитан лоцману.
Старший уполномоченный смотрит то на развалины, то на бурую воду реки, под которой то и дело бледнеют проплешины песчаных мелей.
«Надеюсь, Кораблёва знала, что делала, когда нанимала лоцмана».
Впрочем, Горохов ловит себя на мысли, что если лодка сейчас сядет где-нибудь на мель, он не сильно расстроится.
Андрей Николаевич устал, за всю дорогу спал всего часов шесть, поэтому спускается к себе в каюту площадью два квадратных метра. Съедает пачку вяленой дрофы – отличная у северян еда – с большим куском консервированного кукурузного хлеба, запивает это всё литровой банкой персикового сока, потом настраивает себе кондиционер и заваливается на кровать.
***
Выспался, хотя корпус лодки то и дело сотрясала вибрация, когда двигатель начинал шуметь на повышенных оборотах. Просыпался и отмечал, что дизель работает без резких смен режима, а значит, на мель не сели – плывём. Уполномоченный приводит себя в порядок, выпивает отличной, как и всё у северян, чуть кислой от аскорбиновой кислоты воды и поднимается в рубку.
– Скоро будем, до вечера, до темноты должны уложиться, – радостно сообщает ему капитан, – уже прошли Троицу.
Горохов заглядывает в карту – да, если прошли Троицу, значит, до пункта назначения осталось совсем немного. Почему же плыть придётся до вечера?
– А идём так медленно почему? – спрашивает он, не отрывая глаз от карты. – Много мелей? Течение сильное?
– Течение несильное, а мелей много, и вода очень густая. Как кукурузный кисель.
– Вон! Вон он, он опять! – вдруг кричит матрос, что стоял слева от капитана и глядел через стекло на берег.
– Опять! – воскликнул капитан. – Видели? –