Подле длинных торговых рядов дружно толкались покупатели и зеваки. А у самого входа на базар, попыхивая ядреным самосадом, степенно толпились мужики с пилами и топорами, предлагая себя в качестве недорогой мастеровой силы – кому дрова нарубить, кому ограду подправить, а кому крышу жестью постелить. Здесь же прохаживались «купцы», придирчиво подбирая для хозяйственных нужд рабочих.

Марфа Алексеевна – женщина лет семидесяти – подошла к пестро одетой и разновозрастной толпе мужчин, стоявших со своим инструментом (лопатами, пилами, топорами), в которой юнцы (видно, старшие сыновья из многодетных семей) стояли рядом со стариками, не брезговавшими случайными заработками и не ждавшими уже от жизни чего-то большего. Костяк составляли мужики средних лет, державшиеся вместе, вернувшиеся с фронтов ранеными да побитыми, повидавшими всякого, еще не снявшие с себя гимнастерок и шинелей и не успевшие отыскать себя в послевоенной жизни, но свято верившие, что лучшие времена впереди.

Несколько смутившись, она обратилась ко всем сразу.

– Мне бы бревна на чурки распилить, а потом дров нарубить и в сарай их аккуратненько сложить. Может, кто-то поможет? – произнесла она негромко и с надеждой.

Мужики не без интереса, но с какой-то деловой ленцой повернулись к женщине – примерились. Тетка, видать, не из простых баб, одета шикарно: демисезонное пальто из темно-синего сукна, полуботинки со шнуровкой и на небольшом каблучке, на красивой прическе бархатная шляпка – может, и скупиться не станет. Вязкие, ни к чему не обязывающие разговоры как-то сами собой утихли, и задиристый мужской басок протянул:

– А ты, мать, сама кого выбираешь? – поинтересовался Александр Барабаев.

Женщина растерянно обернулась на голос, увидела двух работников лет пятидесяти пяти в телогрейках и робко предложила:

– А вот вы поможете мне?

– Почему же не поможем? Еще как поможем! А сколько у вас кубов? – примеривался мужик. Не прогадать бы, может, другой купец будет пожирнее.

– Немного… Я в этом не очень разбираюсь. Ну, может быть, куба три. А потом все это поаккуратнее в сарай нужно положить, чтобы удобнее было доставать печь топить.

– Как вас звать-то – величать?

– Марфа Алексеевна меня зовут.

– Работа привычная, Марфа Алексеевна, почему бы не поработать.

Тут же сговорились о цене. После выполнения работы хозяйка обещала выставить щедрый магарыч с водкой «Столичной», что лишь прибавило желание поработать. Александр Барабаев вместе с двумя работниками – хромоногим Степаном (сержантом 14-го гвардейского стрелкового полка 7-й гвардейской стрелковой Режицкой Краснознаменной дивизии), получившим ранение в июле 1944 года во время освобождения города Ре́зекне, и Пахомычем (стариком семидесяти лет – сухим как жердь, моложавым и на удивление подвижным), всю жизнь проработавшим на заводе станочником, но пять лет назад, когда зрение стало сильно подводить, уволенным с предприятия (вот потому и приходится перебиваться случайными заработками, тем и жил), – отправились вместе с хозяйкой.

Дом Марфы Алексеевны находился у самого подножия Шарной горы на улице Калинина, представлявшей собой залесенный островок с частными домами, вокруг которого стояли каменные многоэтажные строения с дощатыми парадными, подернутыми сыростью от времени. Некоторые из деревянных домов с резными богатыми наличниками, помнившие своих прежних богатых хозяев, возвращали в середину девятнадцатого века и представлялись сейчас глубокой стариной. Большая часть домов была переоборудована в коммунальные квартиры, а потому некогда просторные дворы были застроены множеством сараев, в которых хранились дрова. Дом у Марфы Петровны, напротив, смотрелся богато и ухоженно, имел большой приусадебный участок, засаженный кустами смородины и яблонями. Крепкий сруб, построенный из толстых сосен, с жестяной, сверкавшей на солнце крышей, явно испытывал некоторую неловкость перед соседскими захламленными, покосившимися строениями.

«Знатный домина. Богат!» – с удовлетворением отметил Александр Барабаев, поглядывая на двухэтажное строение из толстого бруса. Угощение обещало быть щедрым.

Во дворе неровной кучей были навалены бревна, здесь же валялись огромные чурки. Хозяйка не слукавила, когда обмолвилась о трех кубах, так оно и было.

Барабаев с Пахомычем без долгих разговоров принялись распиливать бревна, а Степан, не теряя времени, взялся за рубку колод. Работали дружно, слаженно. Весело жужжала пила, размеренно раздавались удары топора. Иной раз в деловой шум вмешивалось приглушенное покрякивание Пахомыча, тот начинал жаловаться на натруженную спину, но перекура не просил: таскал чурки, охотно брался за двуручную пилу. Разделавшись с бревнами, дружно приступили к колке колод, а когда поленья были сложены в сарае в ровные поленницы, наступило время расчета.

– Сначала, дорогие мои помощники, прошу вас к столу, – вежливо предложила хозяйка, – проходите в дом, пожалуйста. Вы мне очень помогли. Я уж и не представляла, что мне делать. Ладно добрые люди посоветовали, где хороших работников следует искать.

Александр, сбив с ног налипшую грязь, вошел в дом. За ним заковылял Степан, заметно прихрамывая, а уж потом прошел Пахомыч – стянув с головы малахай, обнажил широкую желтую лысину.

– Умеют люди жить! – не сумел Барабаев удержать почти ребячьего восторга, поглядывая по сторонам. – Вон какой красотой себя окружили – кругом хрусталь да ковры!

– Вот кто бед не ведает, – согласился Степан. Хромаючи, он не торопился усаживаться за стол и глазел на старинную мебель, явно сделанную когда-то на заказ. – Что скажешь, Пахомыч? – повернулся он к старику, уныло помалкивающему.

Хмыкнув, Пахомыч ответил:

– Да вы настоящего богатства не видели. Пятьдесят лет тому назад мне довелось в особняке у купца первой гильдии Шамова побывать. В подмастерьях я тогда был… Вот это, я вам хочу сказать, богатство! Из золотой посуды люди кушали, а чай из китайского фарфора пивали, а вы мне тут о каких-то хрусталях говорите, – безнадежно махнул он рукой.

– Обстановка у вас богатая.

– Это все не мое, у брата я живу. Он профессором в сельхозинституте работает, – не без гордости сообщила хозяйка. – Вот иногда покупает, что ему нравится. Хотя и любоваться ему некогда, все со студентами пропадает. Вот и сейчас находится со студентами на «Ферме‐2».

– А профессора-то как фамилия? Племянница у меня в сельхозинституте учится, скажу, кому дрова колол!

– Профессор Манцевич, – улыбнулась старушка. – Он очень известный ученый. Вот так и живем мы с ним вдвоем… Анечка, его жена, померла два года назад, а его дети, Наумушка и Семушка, в Москве давно живут. Наведываются редко. А когда приезжают, это для нас настоящий праздник!

Угостив сначала, как полагается, кусками отварной говядины с картошкой, водкой с солеными огурчиками и помидорами, хозяйка щедро расплатилась.

Вернувшись под вечер домой, Александр Барабаев восторженно стал рассказывать домашним:

– Сегодня у одной старухи дрова колол. Вот живут же люди! Я такой роскоши, как у нее, в жизни не видывал! Оказывается, она сестра одного профессора из сельхозинститута. В комнате