без перерыва. Больно ему. А мне его жалко. Нощью зарезал! Утром я прищла, а он лежит. Как мертвый лежит.

– Как его фамилия?

– Гайнутдинов его фамилия.

– Где именно это произошло?

– В Ново-Татарской слободе, рядом с Азимовской мечетью. Дом там из красного кирпища и с большим садом. Вот там Рифкат-абый зарезали! Преступник зарезал!

– Как вас зовут?

– Гульнара меня зовут, – ответила женщина.

– Как ваша фамилия, отчество? – задал следующий вопрос Виталий Викторович, потянувшись к ручке.

– Назимова Гульнара Ильясовна.

Майор Щелкунов черканул на календарном листке.

– Значит, хозяин живой?

– Живой. В больнисе он сейчас. Пятый городской больниса.

– Значит, он в сознании?

– В сознании, – сообщила женщина. – Только стонет все время. Умирать хощет.

Близ Азимовской мечети, построенной еще в начале девятнадцатого века, прежде проживали люди состоятельные, в большинстве своем татарские купцы, а также люди, имевшие значительный достаток. Лет пятнадцать назад, когда на предприятия потребовались дополнительные руки, из районных центров в город стал прибывать народ, который расселяли в больших квартирах, уплотняя прежних хозяев.

Но этот богатый дом избежал подселений. Построенное в классической форме с высоким фронтоном и мезонином здание не потеряло своей привлекательности со дня основания.

– Я сейчас подъеду.

Еще через полчаса майор Щелкунов подъехал к пятой городской больнице, к помпезному зданию с колоннами, центральная часть которого была построена в виде башни. Прежде на месте больницы находилось старое татарское кладбище, снесенное лет пятнадцать тому назад, имевшее двухсотлетнюю историю.

В приемном покое Виталий Щелкунов поинтересовался, в какую палату помещен с ножевым ранением Рифкат Гайнутдинов. Медсестра, глянув на предъявленное удостоверение, тотчас взялась проводить его до палаты.

– Только вам бы еще у хирурга нужно спросить, – добавила медсестра. – Ведь ему срочную незапланированную операцию проводили, да еще с ножевым ранением. Могут осложнения быть. Сами понимаете, Гайнутдинов – человек пожилой.

– А как сейчас самочувствие?

– Самочувствие не самое хорошее. А вот и доктор, – повернулась она в сторону крепкого широкоплечего мужчины лет сорока, с большими, едва не вполовину лица, очками в черной роговой оправе. – Павел Семенович, тут из милиции пришли. Хотят переговорить с прооперированным Гайнутдиновым.

– Как он себя чувствует, доктор? – спросил Щелкунов.

Поправив очки, хирург понимающе кивнул:

– Операция прошла успешно. Пришлось удалить селезенку, а еще больной потерял много крови. Сейчас он слаб. Если, конечно, беседа не затянется надолго, можете поговорить, – разрешил хирург и, кивнув на прощание, зашагал дальше по коридору.

Поднялись на второй этаж, где размещалось реанимационное отделение, и прошли в палату. Кроме самого Гайнутдинова, хмуро взиравшего в потолок, в ней находился еще один больной. Повернувшись к стене, он спал.

– Я майор милиции Щелкунов, – представился Виталий Викторович. – Расскажите, пожалуйста, что произошло, кто на вас напал и как он выглядел.

Сухощавый, с запавшими щеками, на которых проросла густая седая щетина, Гайнутдинов выглядел значительно старше своих лет. Увидев вошедшего милиционера, старик едва кивнул, а затем заговорил слабым голосом:

– Не знаю, когда они прищли. Спал я… А потом услыщал, что в комнате разбилось щто-то… Думал, что кощка пробежала, она у меня щастенько бедокурит. Открываю глаза и вижу, что у комода щеловек какой-то стоит и щто-то в ящике шурудит. Я даже испугаться не успел. Просто как-то подумал: а откуда они здесь? И говорю ему: «Кто вы такие? Сещас милисию вызову». А он мне говорит: «Пасть закрой, инаще зарежю!» И ножик свой балшой показывает. А потом спрашивает: «Где денги?» А я отвещал: «Нету денег. Бедный я». Тогда другой подошел и два раза мне в бок ножом ударил. Упал я и нище больше не помню.

Было видно, что старик сильно устал. Но в запавших темных глазах продолжало кипеть негодование.

– Сколько именно их было, может, помните?

– Трое их было, – ответил старик.

– Вспомните, как они выглядели! Это важно!

Всего-то небольшая заминка, после чего пострадавший уверенно заговорил:

– Один балшой был. Лица-то я его не рассмотрел, уж темно было… Но помню, щто кожаный плащ на нем был широкий. Другой преступник тоже был балшой, может, пониже немного… Ну, может, показалось мне так. А вот третий щуплый был. Малай совсем. Мальщишка. Вот он меня и ударил…

– Можете описать, как они выглядели? Может, какие-то приметы на их лицах были.

– Лиц не видал, в масках они были, – едва качнул головой Гайнутдинов.

– Может быть, вспомните, о чем они говорили? Может, припомните, как они называли друг друга?

– Голова у меня плоха. Старый уже. Не помню нищего.

– Может, вспомните, сколько у вас денег было?

– Помню, – ответил старик. – В шифанере денги лежали и облигасии.

– Помните, на какую сумму? – покрутил в пальцах карандаш Виталий Викторович

– Не помню, память худой.

– Ладно, попытаемся выяснить.

Неслышно вошли доктор с медсестрой.

– Измерьте больному температуру и давление, – распорядился хирург. – Что-то не нравится мне вид пациента.

– Хорошо, доктор, – немедленно отозвалась сестра.

Повернувшись к майору Щелкунову, хирург сказал непререкаемым тоном:

– А вас, товарищ милиционер, я бы попросил выйти. Пациент еще слаб. Можете прийти через неделю, когда Рифкат Шамильевич окрепнет.

– Буду иметь в виду, – сказал Щелкунов и, попрощавшись, шагнул к выходу.

– Постойте, – неожиданно проговорил старик. – У одного дурной глаз был. Он мне нож балшой показывал.

– Что значит «дурной»? – приостановился Щелкунов, насторожившись.

– На меня не смотрит, а сам все видит. Один глаз направо смотрит, а другой налево.

– У него глаза косые?

– Косые, – подтвердил старик.

* * *

Еще через полчаса майор Щелкунов проводил первичный осмотр ограбленного дома. Как выяснилось, преступники проникли в дом через оконный проем, выдавив предварительно стекла. Во всех помещениях царил сущий хаос: на полу валялись разбросанные вещи, пустые ящики, осколки битой посуды, кровати перерыты (не иначе как в поисках денег), вдоль стены лежал свернутый ковер (очевидно, хотели взять с собой, но он оказался слишком тяжелым, поэтому от этой затеи им пришлось отказаться). С награбленными вещами они выходили через двор (калитка, как объяснила Назимова Гульнара, была широко распахнута).

Следовало еще уточнить, что именно пропало из вещей и драгоценностей. Об этом могла знать его дальняя родственница Назимова Гульнара, приходившая к старику, чтобы помочь с уборкой дома. Однако она еще не отошла от произошедшего, испытывала растерянность и глубокое нервное потрясение. Без конца путалась в своих показаниях, чем значительно затрудняла допрос.

В течение последующих нескольких часов удалось установить, что из дома Гайнутдинова было вынесено пять тысяч рублей (по нынешним временам немалые деньги) и облигаций госзайма на сумму восемь тысяч рублей. Похищены также два пальто, блузки и платья, которые старик собирал для своей дочери (как выяснилось, дочь должна была прибыть в Казань на следующий месяц), а еще много