из амбара. Ридж исчез некоторое время назад, так что мы снова остались с Броуди вдвоем.

– В моей жизни много людей приходят и уходят.

– Понимаю. Но в твоем окружении, кажется, много хороших людей.

– Я просто хочу сказать, что, общаясь со мной, многие могут узнать, кто ты такая.

– Я тебя поняла. Но ты ведь доверяешь им, верно?

– Так же, как своей семье.

– Меня это устраивает. Что ж… – я попятилась к двери, – не буду мешать тебе работать. Мне нужно сделать несколько звонков.

Не дожидаясь ответа, я развернулась и вышла через заднюю дверь амбара, тешась надеждой, что он навестит меня позже.

После звонков своему менеджеру Маркусу и рекламному агенту я приготовила омлет и попкорн в микроволновке на ужин, а затем поработала над музыкой.

Когда я посмотрела на часы, было уже половина одиннадцатого. Скорее всего, сегодня я уже не увижу Броуди. Взяв телефон, я задумалась, звонить ему или нет. Возможно, он уже лег спать.

Отложив телефон на кухонный столик, я включила телевизор и начала переключать каналы, пока не добралась до музыкального документального фильма о Дженис Джоплин [26]. Устроившись поудобнее, я принялась смотреть его. Она бренчала на гитаре и пела Me and Bobby McGee, а Джерри Гарсия аккомпанировал ей на гитаре. Дженни была чертовски крута. Почему у всех лучших музыкантов так трагически обрывается жизнь?

Телефон зажужжал на кухонном столе, и я улыбнулась, увидев имя Броуди.

– Ты занята?

– Нет, смотрю музыкальный документальный фильм. Хочешь прийти?

– Не могу. Вот хотел спросить, не хочешь ли ты посмотреть на рождение жеребенка?

Я вскочила с дивана так быстро, что у меня закружилась голова.

– Сейчас приду.

Глава четырнадцатая

Броуди

– Добавь это к списку того, что заставляет меня плакать. – Она вытерла слезы со щек подолом одного из старых кольцевых платьев, которое сняла с крючка в кладовке. Она надела его поверх майки: рукава закатаны, пуговицы расстегнуты, подол длиннее выреза. – Это очень красивое зрелище, понимаешь?

Я обнял ее за плечи, и она прижалась ко мне.

– Понимаю.

Шайло не проявила ни малейшей брезгливости, когда родился жеребенок. Она встала рядом со мной в стойле, чтобы помочь, чем сможет. Теперь жеребенок – прелестная маленькая кобыла, появившаяся на свет полтора часа назад, стояла на ногах и пила молоко, а мы отошли на приличное расстояние и наблюдали за ней, чтобы Кайенн и ее новорожденная малышка могли немного сблизиться.

Измученная родами, малышка прилегла вздремнуть на соломе. Шайло снова зевнула. Я сжал ее плечо.

– Пойдем. Я провожу тебя домой, чтобы ты могла немного поспать.

Было два часа ночи, так что мне предстояло поспать всего несколько часов. Так всегда было в те дни, когда рождался жеребенок. Бросив последний взгляд на кобылу и ее малышку, я взял фонарик из кладовки и вышел с Шайло из конюшни в темную ночь, а Бастер последовал за мной по пятам. Она споткнулась на неровной земле, и я поймал ее за руку прежде, чем она успела упасть, а затем сжал ее ладонь в своей, направляя луч фонаря вперед, пока мы пробирались в темноте. Я не мог вспомнить, когда в последний раз держал кого-то за руку. А держал ли когда-нибудь вообще? Можно подумать, что в моем возрасте уже не осталось ничего, что можно испытать впервые, однако общение с Шайло превращало все для меня в новинку.

Радость и изумление на ее лице, когда жеребенок появился на свет. Ее слезы, когда она сказала, как это было прекрасно, словно никогда раньше не видела ничего более чудесного. Сегодня она рассказала мне обо всех местах, где побывала, и достопримечательностях, которые видела во время гастролей. В свои двадцать пять лет она повидала мир, являлась завсегдатаем самых модных клубов и обедала в самых дорогих ресторанах. И все же она казалась мне искренней. Шайло небрежно отмахивалась от своей славы и богатства, словно это не особо ее впечатляло.

Она снова зевнула.

– Думаю, сегодня я немного посплю.

– Ты не спишь?

Она пожала плечами.

– У меня бессонница. Уже много лет. Ночью мой мозг работает на полную катушку.

У меня полностью противоположная история. Как только моя голова касалась подушки, я отключался.

– Это плохо.

– Как уж есть. Ты хорошо спишь?

– Как младенец.

– Я даже немного завидую. Как тебе это удается?

– Вышвыриваю все свои проблемы за дверь спальни и закрываю ее. Вот только они каждый раз ждут меня на следующее утро.

Она рассмеялась.

– Может, мне тоже стоит так попробовать.

– Зацикливаясь на всем плохом в своей жизни, ты не решишь этим ни одной проблемы. Ты лишь теряешь сон, а из-за этого проблемы кажутся больше, чем они есть на самом деле.

– Ты и вправду умный.

– Никогда раньше меня в этом не обвиняли.

– Ты не против, если я навещу жеребенка завтра утром? Хочу проверить, как у него дела.

Я взглянул на нее.

– Не против. Но сразу предупрежу, что завтра с утра заедет ветеринар. Также там будет Гленн – парень, который работает у меня, и Крис.

– А ты? Ты будешь там?

– Я уезжаю утром.

– Уезжаешь?

– Всего на несколько дней. Я провожу обучение в клинике недалеко от Абилина.

– Ты делишься с людьми своими знаниями?

– Когда нужны деньги. Есть несколько учебных заведений, которые работают летом. Часть находится здесь. Остальные на других ранчо.

– Суетливая работа.

– Уверен, ты прекрасно меня понимаешь в этом плане.

– Да. – Мы остановились у ее двери. – Сегодня ты выглядел очень впечатляюще, знаешь ли.

– Я почти ничего не делал. Кобыла сама справилась.

Она положила руку мне на сердце.

– Ты помог жеребенку задышать.

– Тебе не понравились мои методы.

– Я не знала, что жеребенка нужно перевернуть головой вниз.

Я рассмеялся.

– С малышами животных все иначе, чем с человеческими детьми.

Она улыбнулась.

– Что ж, удачи. Полагаю, увидимся через несколько дней. – Она положила руки мне на плечи и встала на цыпочки, одарив меня поцелуем на ночь. Всего лишь кроткий поцелуй, который закончился слишком быстро. Через несколько секунд она переступила порог дома, закрыв за собой дверь. Я направился обратно в амбар, чтобы проверить Кайенну и ее жеребенка, прежде чем лечь спать. Будильник сработал через четыре часа.

– Я все еще не понимаю, почему ты не разрешаешь мне остаться дома, – пробормотал Ридж по дороге в школу на следующее утро.

– Я хочу, чтобы дом все еще стоял, когда я вернусь. Вот почему.

– Отстой. Уокер