Я протерла глаза и вновь посмотрела туда, где только что стояла группа. Но там не было ничего, кроме темноты да теней деревьев и кустов, потревоженных разве что легким ночным ветерком.

Или у меня очередная галлюцинация, или это было нечто другое. В «Дикой Луне» прячутся не просто вампиры, а скорее маскирующиеся за человеческим видом…

— Мисс Кейра?

Я отпрыгнула и наткнулась на свой автомобиль.

— Борис, извините… Я… я немного отвлеклась.

— Что вы здесь делаете?

— Я… Вы видели здесь группу людей?

Он уставился на меня без всякого выражения на лице:

— Здесь нет никаких людей.

Черт! Значит, это была галлюцинация — начало постижения того, что нельзя выразить словами. Если галлюцинации продолжатся, придется запереться в собственном доме на какое-то время. Данная перспектива меня не очень радовала: даже хорошо обставленная тюрьма — все-таки тюрьма. Кроме того, на повестке дня оставался вопрос о смерти моего кузена.

— Возвращайтесь к загрузочной платформе. Здесь слишком темно. Вы можете долго просидеть.

Я кивнула и последовала за Борисом, который огибал стену здания. Мне действительно хотелось отдохнуть, прежде чем снова садиться за руль.

— А что вы держите? — спросила я.

— Это для защиты, — пояснил он.

Вещь была похожа на электропогонялку для скота, но имела дополнительные приспособления.

— Выглядит внушительно, — сказала я.

Борис кивнул:

— Я усовершенствовал эту штуку. Добавил парализующий электрошокер — шестьсот двадцать пять вольт. Отпугнет даже рассерженного медведя.

— Медведя? Здесь нет никаких медведей.

— Здесь много других диких животных.

Фургон стоял возле загрузочной платформы, примыкающей сзади к ресторану. Вокруг — ни души. Я начала продвигаться вперед рядом с Борисом и неожиданно на что-то наткнулась, инстинктивно потянулась к нему, ища поддержки. Моя рука оказалась в его руке, ладонь к ладони…

Меня ослепила вспышка света и оглушил удар грома. Я съежилась в насыщенном влагой воздухе, дрожа от холода, и прижалась к человеку, который находился рядом со мной, пытаясь согреться. Но тепла не было. И этот человек уже не был теплым — от трупов тепло не исходит. Я громко закричала, всматриваясь в серые сумерки и ища свою сестру. Мы были вместе, когда нас выгружали из поезда, но она перестала держать меня за руку, и нас разлучили.

Передо мной появилась пара поношенных черных ботинок. Я подняла глаза, сморгнув капли воды, и снова вскрикнула. На сей раз — от облегчения. Это был человек из деревни. Темная шляпа и высокий воротник скрывали его лицо, но я чувствовала в нем Другого, вроде Хозяев Гор, которые заботились о нас дома… Я видела его раньше, и он обещал, что мы будем здесь в безопасности. Он пришел, чтобы забрать нас. Не домой (дом остался лишь в воспоминаниях), а в деревню — наше убежище.

Я улыбнулась и протянула к нему руку, чтобы дотронуться до черного пальто. Он посмотрел на меня и улыбнулся в ответ, погладив меня по голове изящной рукой.

Грубый голос заставил человека обернуться:

— Перестань тратить время понапрасну! Ты сделал достаточно и получил свои деньги. А мы получили то, что хотели.

За спиной человека стоял солдат — один из тех, проклятых сволочей: светлые приглаженные волосы плотно прилегали к черепу, левая щека рассечена шрамом на две половины. Он прижимал к себе винтовку, как будто она гарантировала его безопасность. Может, так оно и было. Нас больше, чем их. Но большинство из нас измучены до полусмерти долгой поездкой в вагоне.

— Сэр, — заговорила я, цепляясь за пальто человека. — Вы отведете нас домой?

Человек взглянул на меня сверху вниз, и на его тонком лице возникла печальная улыбка.

— Сожалею, малыш, — ответил он. — Но дома небезопасно. Пока вы останетесь здесь.

Я прижалась к мокрой земле, потому что в этот момент услышала крики, донесшиеся из здания за колючей проволокой…

— Нет! — закричал Борис, шарахаясь от меня.

Его глаза расширились от ужаса.

— Что случилось? Что-то плохое, злое… Ища защиты, он прижался к корпусу фургона.

Я вздрогнула, когда видение отпустило меня, и уставилась на Бориса.

— Извините… Я не могу… — зашептала я.

Ужас окутал меня, как грязное одеяло, и я не могла от него избавиться. Я хотела вытереть руки обо что-нибудь, словно пытаясь стереть с них прилипшее зло, но оно засело в памяти Бориса и перешло ко мне…

Мое тело все еще находилось возле задней стены главного ресторана «Дикой Луны», у загрузочной платформы, а чувства и разум были в лагере смерти, окруженном врагами и обнесенном колючей проволокой.

Борис отвернулся от меня и начал открывать дверь фургона:

— Я должен ехать.

Я вновь обрела способность двигаться и сделала шаг вперед; протянула руку и резко отдернула ее обратно. Я бы не выдержала, если бы это произошло снова…

— Подожди, Борис! Прости меня… — сказала я. — Я не хотела…

— У тебя было видение. Я знаю. Я видел. Ты — ведьма, — ответил он, перестав пытаться открыть дверь дрожащими руками.

Борис прислонился головой к кузову фургона, затем повернулся ко мне и глубоко вздохнул:

— Когда я был мальчиком, моя мать увидела, как надвигается Зло, — у ее родных был дар предвидения. Она испугалась и отправила меня к родственникам отца в Германию, чтобы я не стоял на пути Зла. Это было в начале войны…

Вместо безопасного гнездышка он угодил в самое пекло. Судьба воистину — мать всех стерв.

Даже имея способности к предвидению, моя мать не оценила происходящее в полной мере. Немцы уничтожали цыган, как и евреев. А ни один из нас не годился на роль обладателя титула «Воплощенная раса».

Слова Бориса отдавали неистребимым горем, пеплом и смертью.

— Вы — еврей?

Он покачал головой:

— Нет. Мы с сестрой — рома, цыгане… Они ставили на нас опыты.

— А тот человек, которого я видела?

Его глаза наполнились слезами, и он отвернулся, не в силах выдержать мой взгляд.

— Он ехал с нами. Это один из землевладельцев, хозяев горы, на которого моя семья работала, когда мы жили на родине. Он привез детей в Германию, там и остался; обещал нам заботу и безопасность, а вместо этого обращался как с последними ублюдками.

По лицу старика скатилась одна-единственная слеза. Его голос стал еще глуше, будто присыпан грязью и полит кровью.

— Он предал нас. Нас погрузили в вагон, как скот, а потом ставили опыты, мучили, почти не кормили… Мы с сестрой — единственные выжившие из всего племени.