— Все-таки дядя твой не зря старался, когда мечтал нас поженить.

— Что ты имеешь в виду? — пересохшими губами проговорила Джессика.

— Да так… Я вот думаю, почему я сразу не понял, что хочу провести остаток своих дней именно с тобой? А не с тысячей других, и даже не… И даже не с Селин.

— Наверное потому, что раньше ты не умел любить.

— Но теперь, кажется, умею. А если что, ты меня научишь.

Счастливая Джессика закрыла глаза, откидываясь на подушку, и он тоже закрыл глаза. На всякий случай…

Да, да. Он поступает правильно. А потом Филипп собрал вещи и поехал к Селин. С глупой улыбкой на губах, он пробормотал, садясь в такси, что, должно быть, это судьба: вставать из постели с Джессикой и мчаться к Селин. Просто по дороге в аэропорт он хотел отдать кредитку. Он не вернется в этот город слишком скоро, и он хочет попрощаться.

Сонный Сеймур открыл дверь и почему-то сразу испугался. Впустил Филиппа и пошел будить Селин. Филипп стоял, с ужасом осознавая, что явился в чужой дом, где дна спит с другим мужчиной… Сейчас она выйдет к нему сонная, теплая и прекрасная… И он задохнется, умрет на месте, он не справится с собой: инстинкт, выработанный в экстремальных условиях, да еще и в течение трех месяцев не так-то просто изжить. Тут нужна привычка, тут нужно…

Селин вышла к нему сонная, теплая и прекрасная. И он задохнулся, увидев ее в мужской рубашке, достававшей ей почти до колен. Как тогда.

— Фил, ты в своем уме? Ты видел, сколько времени? Что опять?

— Возьми карту! — сурово и стараясь не смотреть на нее, сказал он. — На!

— Я не…

— Возьми, я сказал! И чтобы мы больше… Чтобы мы больше не встречались никогда! Слышишь? Никогда!

— Ты уезжаешь?

Он поднял на нее глаза. Спокойно, Филипп, спокойно. Думай о Джессике.

— Да. Я уезжаю домой. И мой тебе совет: уходи от этого придурка и труса. Как можно скорее. В Нью-Йорке много классных парней. А ты теперь богата.

— Но самые классные парни живут в Берлине, да? — заносчиво сказала она, и ему почудились слезы в ее голосе.

— Наверное. — Он пожал плечами, чувствуя как в душе вместе с образом Джессики появляется спокойствие. — Но тебя это больше не касается.

— Тогда зачем ты спасаешь меня? — всхлипнула она.

— Не знаю. — Он быстро сбежал по лестнице на тротуар и уехал.

Солнечный весенний Берлин брызгал всеми цветами радуги. На подоконниках, на открытых верандах уже вовсю буйствовали ранние цветы. Кошки всех мастей и калибров, улыбаясь, грелись на солнышке. Уличные кафе еще не все открылись, но некоторые уже предлагали угоститься утренним кофе, и на каждом стульчике висел плед, чтобы гости не мерзли на открытом воздухе. Филипп чуть не плакал, идя по улице, вспоминая своих родителей, друзей, многочисленных бывших подружек, старого Луциана… Да, он стал другим, но все равно он все это очень любит. Филипп был просто уверен, что Джессике тоже понравится здесь: она любит все красивое и подлинное, значит, этот город не оставит ее равнодушным.

— А-а-а-а! Наш Колумб приехал! — послышалось издалека. — Ну как тебе Америка, брат?! — Йен полез обниматься.

Филипп долго прижимал его к себе, долго жмурился, чтобы не было заметно слез. Да, Селин многому его научила, и прежде всего совсем не мужской привычке: плакать. Ну ничего, слезы высохнут, и Йен ничего не заметит.

— Ты стал сентиментальным, — осторожно сказал Йен, усаживаясь в машину. — Ну? Сразу домой или заедем в наш любимый бар?

— Так утро же. Какой бар?

— Вот! — Йен выруливал на широкую дорогу. — Вот об этом я и говорил. Чему они там тебя научили? Это же пиво, Фил! Чистейший продукт! Ну разве нам помешает кружечка-другая в честь приезда?

— Ты же за рулем.

— А мы возьмем такси!

— А твоя машина?

— Останется здесь! — Казалось, Йена веселила такая игра «страстей». — Мне же завтра сюда все равно ехать. Я же тут… Я же почти что женился, Фил!

— Да ты что?

— И я… Постой, а ты тоже говорил, что женишься на этой… А почему не на Селин?.. Фил, кстати, что случилось, расскажи, пока едем.

Солнечный город за окном внезапно померк. Филипп покачал головой, улыбаясь. «Пока едем»! В этом весь Йен. Для него эта история — всего лишь любовная интрижка, сплетня, которая должна развлечь «пока едем», и все. Он и сам раньше был таким же. А сейчас…

Как рассказать ему? Как объяснить, почему так сильно ноет сердце, почему до сих пор он вынужден время от времени повторять себе:

— Ты все сделал правильно! Да-да. Ты любишь Джессику.

— Да в чем дело-то? Чего молчишь, как привидение, Фил? Что с тобой?

— Йен, мне нужно заехать в ювелирный. Где у нас тут самый лучший?

— Ну не знаю. Сейчас найдем. Ты сделаешь ей предложение?

— Да. Завтра она прилетает ко мне.

— Завтра четырнадцатое февраля. День святого Валентина.

— Вот поэтому мы сейчас едем в ювелирный магазин.

Йен немного помолчал:

— Эй, Фил! Что-то ты мне не нравишься. Ты сам-то хочешь делать это предложение?

— Хочу. Очень хочу.

— А что ж такой мрачный?

— Замотался немного.

— Фирму небось жалко?.. — Йен раздул ноздри и прищурился. Так всегда бывало, когда он садился на своего излюбленного конька и собирался долго ораторствовать. — Ну, я скажу тебе, ты идиот! Я много чего хотел тебе сказать!.. Я…

— Слушай, давай не сейчас. Давай немного помолчим.

— Ну хорошо. — Йен немного подумал, но видно было, что молчал он с трудом. — А! Вот что еще, квартира! Ты даже не думай, я этим заниматься не буду, сам продавай! Это какой-то ужас! Отец тебя убьет, когда узнает! Надо же, все продать и… Ты к свадьбе, что ли, готовишься? Зачем тебе столько денег?

— У меня нет больше денег, — бесцветным голосом сказал Филипп, тоскливо глядя в окно.

— В смысле?

— Я все деньги отдал Селин. А она ушла.

Машина резко свернула к обочине, и только благодаря своей хорошей реакции Филиппу удалось избежать болезненного удара.

— Ты что, с ума сошел?!

— А ты с ума не сошел?!! Ты отдал ей все деньги?!

Филиппу показалось, что короткие волосы на голове друга стоят дыбом.

— Почти все.

Йен сглотнул и мелко заморгал, глядя на руль:

— Ты сумасшедший?.. Впрочем, это — глупый вопрос. — Он повернулся. — Подожди, Фил. Может, я что-то не понял. Ты отдал деньги Селин. А женишься на Джессике? Или наоборот… Или…

— Ты все правильно понял.