– Не заставляй меня врать, Женя. Я обнимал тебя и все, что сказал— предназначалось именно тебе, – забирает и перекидывает пальто через правую руку. – Надеюсь, что скоро мы сможем полноценно поговорить: внесем ясность в наши… отношения. А сейчас я спешу. Проблемы с машиной, – торопливо покидает здание. Провожаю взглядом мужскую спину.

И снова противное чувство растерянности и недосказанности…В наши отношения…

Но даже приняв неправильность происходящего, частичка меня завидует его близким: Лео легко открывает свои чувства, и они мне кажутся настоящими, искренними. Как он льнул, ища поддержки – не каждый мужчина позволит себе показать слабость. На ум приходит невольное сравнение с Милосердовым: ведь его неудачи и проблемы находили выход в агрессии, и я никогда не знала, что творится в его душе, веря в умело созданную личину успеха.

Возвращаюсь в отдел и застаю оживленную беседу.

– Третья фура, – выхватываю из общего возбужденного шептания.

– Что случилось? – спрашиваю у Ирины, глядя на окруживших Дмитрия девочек.

– Очередной водитель не выходит на связь. – При оформлении на работу краем уха я слышала истории о предыдущих двух исчезновениях. – Дмитрий Викторович, а еще ничего не известно?!

– Нет, – спокойно отвечает. – Только выехали по маршруту. – Дмитрий подтверждает слова Лео и объясняет его спешку. – Не волнуйся, – обращается ко мне, – все будет хорошо.

– Я все узнала. – Ира поднимает подлокотник между сиденьями, придвигается вплотную и шепчет на ухо.

– Ты о чем? – спрашиваю я.

– О генеральном, конечно. Не женат и никогда не был. Не могу сказать, что это плюс, по крайней мере, точно нет прибабахнутых бывших жен. Детей тоже нет.

– Характер нордический, стойкий, – срывается с языка. – Ириш, ты серьезно? – оборачиваюсь и смотрю между сидений. Как обычно, за нами дремлет Дмитрий, из наушников вырывается музыка, и он с легкой улыбкой покачивает в такт головой.

– Вполне. Я что, зря в отделе кадров терлась?

– Зря, – отворачиваюсь к окну, намекая, что разговор окончен.

– Зря так зря. – Ира отодвигается и демонстративно опускает подлокотник между нами.

– Ириш, спасибо, но мне не интересно. Отношения с мужчиной – это последнее, что сейчас нужно, тем более с богатым и влиятельным, – инстинктивно сжимаюсь.

– Ты думаешь, я не понимаю?!

– Думаю, да.

Ира недовольно поджимает губы, но не обижается и придвигается ближе:

– Я все понимаю. Но мне так хочется, чтобы судьба тебе доказала существование нормальных мужиков. Не просто писюносцев…– Дмитрий сдавленно кашляет и стучит ладонью себя по груди. – Все хорошо? – поворачивается к нему Ира и участливо интересуется.

– Да, – звонко хлопает еще раз, громко кашлянув, – задремал и жвачкой поперхнулся, – поправляет выпавший наушник, возвращается в прежнюю позу.

– О чем я?

– О мужчинах, судя по всему, – настороженно посматриваю назад.

– Да, только о настоящих. Которые подают руку и…

– Милосердов очень галантен. – Фамилия Германа режет слух, а еще недавно я примеряла ее к себе. – Он всегда подавал руку, пододвигал стул и открывал дверцу автомобиля.

– Неудачный пример, – соглашается подруга.

– Да. – За толстым стеклом по небу плывут низкие тяжелые тучи. Я замолкаю, и Ира долго не нарушает тишину.

– Спорим, не угадаешь, сколько ему лет? – змеей шепчет на ухо.

– Кому? – спрашиваю безразлично.

– Ты прекрасно понимаешь, – чуть толкает в бок.

Тяжело вздыхаю и произношу:

– Сорок.

– Нет.

– Сорок два?

– Не-а, – весело протягивает.

– Сорок пять? – Я уже заинтригована.

– Нет. Пятьдесят один! Никогда бы не подумала, шикарный мужик. Ты видела его в черных брюках? Там такая… поясница!

– Ровесник моей мамы, – игнорирую остальную информацию.

– Сможешь их познакомить, вдруг заинтересуются друг другом. – Ира весело хохочет, вызывая у меня улыбку. За нами слышится сдавленное похрюкивание.

– Кто, мама?

– Ну а что, мужик отличный.

– Я бы не бралась судить человека только по внешнему виду и его пояснице.

– Большие люди не могут быть злыми, – выдает Ира «истину». – С собаками точно этот закон работает: чем мельче, тем подлее и противнее. Все вот эти – с выпученными глазами, – подруга таращит на меня глаза, а я смеюсь. – А тут, ну… наверное, дог или волкодав, что-то степенное и благородное. И старое, – хохочет, прикрываясь ладонью.

За нашими спинами Дмитрий заходится в кашле: надрывном и лающем.

– Может, водички? – Ира достает маленькую бутылку из сумки.

– Нет, спасибо. Все же проглотил жвачку, – улыбаясь, вытирает он слезы.

– Вы аккуратнее.

Дмитрий согласно кивает.

– Ир, мне кажется, он нас слышит, – произношу, убеждаясь, что начальник нашего отдела вновь включил музыку.

– Глупость, – отмахивается, но бросает настороженный взгляд. – Но мы ничего плохого не сказали. Подумаешь, задницу директорскую обсудили.

– Ир, ну хватит, – скашиваю взгляд, а улыбка предательски прилипает к губам.

– Хватит так хватит, – достает телефон, – и слова больше не ска… – резко замолкает. Заглядываю через плечо – лицо обдает волной жара. Ира листает фотографии последней нашей с Германом поездки к воде. Ведомственная турбаза на берегу моря с шикарными номерами и огромным бассейном с соленой водой. – Женечка, – подруга переводит на меня озадаченный взгляд, – он ведет твой аккаунт, – говорит мне очевидную вещь. Я осторожно беру телефон из рук и листаю фотографии. На каждой мы вдвоем и лишь на последней: я на фоне бескрайней синевы моря. Помню, как понравилась фотография Милосердову.

– Твои глаза цвета моря. – Фраза срывается с языка. Возвращаюсь, нахожу фото, где Милосердов смотрит в объектив, и в ответ гипнотизирую светлые глаза. Еще чуть-чуть – и мужские губы произнесут: «Не забывай, родная, я тебя люблю! Тогда я думала, что счастлива, и не могла и предположить, что через пару месяцев в страхе убегу от любимого человека. С усилием провожу большим пальцем, желая стереть некогда любимый взгляд не только с экрана, но и из памяти. Прикладываю подушечку пальца к сердечку под «каруселью» фотографий, сопровождая свои действия словами: – Ты бы поставила «лайк».

Как ни странно, но страх не приходит. Вглядываюсь в мужское лицо, а пустота заполняет душу. Как я могла его любить? Красивые губы изогнуты в презрительное ухмылке, жесткий взгляд и приподнятый подбородок, словно Милосердов говорит: «Вы все никто». Возвращаю телефон, погружаясь в неприятные мысли.