Сделав несколько больших глотков, я приканчиваю бурбон и ставлю пустой стакан на стол.

– Не знаю, – отвечаю я, налив себе еще порцию и отставив бутылку в сторону. – И это правда, – я разглядываю свои израненные запястья. – В Ванкувере я ни о чем не думала, кроме помощи людям, пострадавшим в перестрелке, – я вздыхаю, не отводя взгляда от его ярко-голубых глаз. – А когда мы выбрались на берег, я могла думать только о том, как помочь тебе.

Он мрачнеет и хмурится. Если в моем объяснении он надеялся найти утешение, то я ему ничем не помогла.

– Почему ты вернулся за мной? – спрашиваю я. – Там, в Ванкувере.

Похоже, мой вопрос приводит его в замешательство.

– Ты моя пленница. Я не намерен тебя отпускать.

– Ты столкнул меня с лошади, – напоминаю я.

Его лицо остается непроницаемым.

– Ты это сделал, чтобы меня не подстрелили, да? – я смотрю на него в упор.

Если Мора взволновал тот факт, что я осталась с ним и обрабатывала его раны (или только пыталась, хотя сейчас это не имеет значения), то меня ужасно нервирует другой факт – то, что он избавил меня от боли.

– Мертвая ты мне неинтересна, Сара.

– Почему? – я всматриваюсь в его лицо. – Почему я жива и здесь, с тобой; а другие напавшие на тебя лежат мертвые на улицах Ванкувера?

Лицо Мора каменеет.

– Потому что я так решил.

Я делаю еще глоток бурбона.

– Это не ответ.

– Другого ты не дождешься.

Проклятье, этот вопрос сводит меня с ума.

Я наконец обращаю внимание на спагетти, накручиваю немного на вилку и кладу в рот. М-м, до чего же вкусно!

Господь Всемогущий, я и забыла, какое наслаждение может доставить еда, если сначала влить в себя немного горячительного. Боюсь, если не возьму себя в руки, то к концу вечера смогу смести весь двухнедельный запас – особенно если все окажется таким же вкусным, как эта паста.

Всадник, сидящий напротив, переводит взгляд на мой рот. Потом на свою тарелку. Подняв вилку, он пытается подцепить ей спагетти, но тонкие макаронины скользят между стальных зубьев.

Я не могу удержаться и смеюсь. Встаю и, обойдя стул, подхожу к Мору. Он смотрит на меня – глаза яркие и, пожалуй, слегка беспомощные. Должно быть, алкоголь действует на нас обоих.

Наклонившись над его плечом и стараясь не думать о том, какое у него красивое тело (фу, как не стыдно, Сара, у него даже раны еще не зажили), я кладу пальцы на его руку с вилкой.

– Что ты делаешь? – Мор удивленно косится на наши сплетенные руки. В его голосе проскользнула какая-то нотка…

– Поворачивай вилку, вот так, – я медленно вращаю кистью. – Теперь поднимай.

Я поднимаю вилку с намотанными на нее макаронами.

– Вот так это едят.

Его лица мне не видно, а он молчит. Поэтому я возвращаюсь на свое место с ощущением, что преступила границу. Это странно, если вспомнить все, через что нам с ним пришлось пройти вместе.

Мор осторожно кладет в рот немного спагетти. Если бы ждала удивления или хоть какой-то реакции, то была бы разочарована. Он просто хмуро жует, опустив глаза в тарелку.

– Я не должен есть это.

Я даже не пытаюсь спросить почему. И так понятно – очередной задвиг на тему «человеческих пороков». Думаю, он выбирает трудный путь, доказывает себе, что дух всадника силен, даже если плоть немощна.

Кстати о всадниках…

– А где трое других? – спрашиваю я. Это один из проклятых вопросов, которые мучают человечество – где остальные три всадника. Предположить, что они куда-то сгинули, было бы глупо – если существует Мор, значит, есть и другие.

Мор долго сверлит пасту взглядом и начинает, наконец, крутить вилку в тарелке.

– Мои братья пока спят, – говорит он, сосредоточенно поднося ко рту очередную порцию.

Спят?

– Хм, а когда они проснутся?

Он не поднимает глаз.

– Когда придет время.

И как это понимать? Даже нетрезвым, Мор все равно умудряется давать уклончивые ответы.

Несмотря на чувство вины за то, что попробовал еду и выпивку, всадник даром времени не теряет и быстро уписывает спагетти вместе с большей частью бурбона.

В плане выпивки я заметно отстаю от Мора. Кто-то презрительно назвал бы меня слабым звеном. Да, мне много не нужно, предпочитаю растягивать удовольствие.

Я откидываюсь на спинку стула.

– После того, как вы пришли сюда, на Землю, ты тоже спал?

Как ни крути, он пропадал где-то целых пять лет.

Мор кивает, отодвигая тарелку.

Мне хочется спросить, где же это он дрых целых пять лет так, что никто его не заметил?

– Зачем вообще было спать?

Зачем вообще было выжидать?

– Была вероятность… – он смолкает, погружаясь в свои мысли.

– Что за вероятность? – тороплю я.

Мор встает.

– Вероятность, что человечество исправится, – он поднимает стакан и задумчиво покачивает им перед глазами. – Но, увы, даже конец света не может изменить развращенной природы вашего проклятого рода.

Ну, завел свою шарманку. Только я подумала, что всадник давно не распинался насчет этого и не ругал смертных.

– Это яд, – ни с того ни с сего заявляет он.

– Хм, – соглашаюсь я. Да, в каком-то смысле.

Господи, теперь я отравительница. Неужели он принимает меня за полную идиотку – кем надо быть, чтобы пытаться отравить бессмертного?

– Ты сам себе наливаешь, – замечаю я.

В этом есть логика, и он явно смягчается. В некотором смысле.

Внезапно Мор вскакивает, хватает стул и, обогнув стол, подскакивает ко мне. С размаху поставив стул спинкой к столу, он садится на него верхом – не догадываясь, что моим глазам-предателям эта поза кажется очень чувственной. Обхватив спинку стула, он устремляет на меня один из этих своих пронзительных взглядов.

Я нервно отодвигаюсь.

– Ты что?

– Не знаю, – признается он неожиданно. – Я чувствую… что-то, когда смотрю на тебя.

Память переносит меня в ванную – я вспоминаю странное выражение его лица. Я заливаюсь румянцем, еще более жарким под действием алкоголя. Будь я трезвой, кровь ни за что так не бросилась бы мне в голову. Я напрягаю волю, чтобы смотреть ему в глаза, хотя глаза сами собой опускаются ниже, к его телу.

– Я не понимаю, что это, Сара, – продолжает он. – И это, пойми, Сара, это сводит меня с ума.

Добро пожаловать в наш долбаный клуб. Заявки принимаются.