Поэтому Ладка разглядывала записку и собиралась сличатьпочерки, Александра все повторяла про себя: слава богу, что он жив, а Машаходила по комнате с сухим иезуитским блеском в глазах и, кажется, понималадалеко не все, что ей говорили.

Пока Ладка подковыривала столовым ножом край старой складнойлупы, которая никак не хотела открываться, Александра снова взяла записку вруки.

— Маш, а что это за карман? — спросила она, оглядываясь наподругу. — Вот тут написано: «…в моем кармане, где беспорядок — ты меня ещепостоянно за него ругала…»

— Понятия не имею, — ответила Маша и опять принялась ходитьиз угла в угол. Отросшие волосы мешали ей, и она нетерпеливо заправляла их зауши. Честное слово, Сань. Я целый день над этим думаю, ничего понять не могу.Что за карман? Что за пакет? Что за адрес?

— Мань, свари кофе, — приказала Лада, справившаяся наконец слупой. — Сань, давай письмо. Ну-с, приступим!

Кофе сварился как раз к тому моменту, как Лада со стукомсложила лупу и сказала задумчиво:

— Пациент скорее жив, чем мертв. Вроде его почерк. А может,и не его…

— Не помогла лупа? — язвительно осведомилась Маша.

— Черт разберет эту лупу, — сказала Лада. — Вроде бы всепохоже…

— …и не похоже… — докончила за нее Маша жалобным голосом и водрузилав центр стола сахарницу. Шел первый час ночи.

— Кстати, ты зря иронизируешь, Мань, — сказала Лада, наливаявсем кофе. — Если это подложная записка, то, даже если мы найдем этот пакет икуда-то его отправим, это будет означать, что мы действуем на руку врагу,только и всего.

— Ага, а вчерашние бандиты? Зачем они меня пугали, если этоподложная записка? — выпалила Маша — очевидно, она давно уже над этимраздумывала. — Пугать меня есть резон только в том случае, если записканастоящая и пакет существует, и они боятся, что я его куда-нибудь отнесу.

— А может, они тебя для того и пугали, чтобы ты такподумала, — высказала предположение Лада. — Чтобы ты решила, что запискаподлинная, нашла бы этот пакет и собственными руками навредила Вешнепольскому.Есть и другой вариант: ты находишь пакет, а они его у тебя отнимают. На улице.Им даже искать не придется, ты им его сама принесешь.

— Следующего раза я не переживу, — мрачно сказала Маша.

— Интересно, что там может быть, в этом пакете? Документы?Деньги? — не унималась Лада.

— Много денег в карман не положишь, — заметила Маша,продолжая ходить по комнате. — Документы, впрочем, тоже…

— Сядь, Мань, — попросила Александра. — Не мельтеши.

Маша боком присела к столу, зажав коленями худые безвольныеруки.

— Значит, будем исходить из того, что записка настоящая, —задумчиво проговорила Лада. — Хотя до конца я в этом не уверена.

— Не уверена! — возмутилась Маша. — Может, тебе еще однулупу принести?

— Давайте думать, девочки, — прекратила их спор Александра.— Мы должны найти пакет и кому-то его передать, а мы даже не знаем, где онможет быть и как он выглядит. И не знаем, сколько у нас времени. Может, его ужесовсем нет.

Они в молчании попили кофе. Грязный тетрадный листок лежалперед ними на столе.

— Ну, адрес или имя, очевидно, есть в пакете. Найдем пакет —узнаем, кому он адресован, — сказала Лада. — Но что это за карман? Где всегдабеспорядок?

— Я не знаю! — в отчаянии воскликнула Маша. — Дажепредположить не могу!

— У тебя есть его вещи? — спросила Александра.

— Да нет почти. Куртка и два свитера. Первым делом япосмотрела в карманах куртки. Там ничего нет. В свитерах нет карманов, но я исвитеры перетряхнула… — Маша чуть не плакала. — Это все совсем не то. Прочто-то другое он пишет…

— Давай еще раз посмотрим, — предложила деятельная Лада. —Вдруг ты проглядела?

С видом праведника, по несправедливости обреченного навечные муки в аду, Маша потащилась в другую комнату. Лада пошла за ней, аАлександра снова стала читать записку.

— Мань! — крикнула она. — А за какой беспорядок ты егоругала?

— Не знаю, — отозвалась Маша, появляясь на пороге. — Ни закакой. Я вообще его никогда не ругала. Я его люблю…

— Это мы знаем, — пробормотала Александра. — А почему пакетяпонский? Что за японский пакет?

— И про пакет не знаю, — повторила Маша с выражениемглубокого отчаяния. — Он мне доверился, попросил помочь, а я даже не могу взятьв толк, о чем он пишет…

И она заплакала.

Александра не утешала ее, прекрасно понимая, что утешить еенечем. Нужно постараться понять, о чем идет речь в записке, и тогда прояснитсяхоть что-то.

Пришла из соседней комнаты Лада и сказала невесело:

— Ничего. Ни в карманах, ни за подкладкой, ни даже всвитерах. Ни-че-го.

— Что же это за японский пакет? — бормотала Александра. —Может, от фотографий? Мань, ты не помнишь никаких пакетов от фотографий? Онивроде бывают японские…

— Нет у меня никаких японских фотографий, — всхлипывая, струдом выговорила Маша. — И своих фотографий он мне не показывал. Я виделатолько ту, что висит у него в кабинете, где он с папой римским. Когда мы толькопознакомились, он приносил мне ее, хотел похвастаться. Я тогда решила, что онбольной… — И Маша засмеялась сквозь слезы.

— А в квартире у него ты была? — сердито спросила Лада. Онавсегда сердилась, когда чего-то не понимала или переживала слишком сильно…

— У него дом за городом, а не квартира, — сказала Маша. —Была, конечно. У меня даже ключи есть, хотя я никогда туда без него не ездила.

— Беспорядок… — пробормотала Александра. — Беспорядок…Кавардак, хаос, свалка, помойка, месиво, бардак…

— Ты чего, Сань? — с тревогой спросила Маша. — Ты о чем?

— Не мешай, — приказала Александра и даже глаза закрыла. — Япытаюсь придумать, чем можно заменить слово «беспорядок». Что-то такое, мнекажется…

— Что? — шепотом спросила Лада.

— Сейчас, еще раз… Беспорядок, бардак, свалка, помойка,куча, мусор… Ах черт! — Она легла щекой на прохладную поверхность стола. Прямоперед ее носом было Ванькино письмо и пепельница с дымящейся сигаретой.

Что-то ускользало от нее, что-то такое, о чем она ужедогадалась, но только никак не могла ухватить это, осознать… Нечто подобное сней уже было. Совсем недавно в каком-то важном разговоре она точно так жепыталась выловить что-то очень существенное — то ли слово, то ли фразу,царапнувшую сознание, — и ничего у нее не получилось.