— Я хочу, чтобы вы остались у меня ночевать, — строго исерьезно сказала Маша. — Я боюсь. Филипп, вы сможете вернуться домой один?

Филипп пожал плечами, вид у него стал недовольный.

— Давайте мы лучше заберем вас к себе, — предложил он,подумав. — Всем будет спокойнее, и ваша подруга сможет вернуться домой, к…Васятке.

— Из дому я никуда не поеду, — твердо сказала Маша. —Простите, Филипп. Считайте, что мы все трое сумасшедшие. И одна оставаться ятоже не могу…

Александра смотрела на Филиппа не отрываясь, и Лада тожеуставилась на него круглыми немигающими глазищами, как будто именно он принималрешение, как будто от него что-то зависело.

Ничего от него не зависит, сказала себе Александра. Онсовершенно чужой для нас человек. Даже странно, что он меня подвез. Андрюха быни за что ночью никуда не поехал, особенно к Мане…

— Я совершенно уверена, что приступом нас брать никто небудет, — уже нетерпеливо добавила Маша. — Просто у меня… стресс. Я не могусидеть одна. Вы меня понимаете, Филипп?

— Пытаюсь, — вежливо отозвался Филипп. — Алекс, я оставлютебе мобильный. Если вдруг что-то произойдет, даже самое безобидное — пробкивылетят или телефон отключат, немедленно звони в эту свою милицию и мне. Тыумеешь им пользоваться?

— Я умею, — заявила Ладка и подошла поближе, блестя глазами.— Где он, ваш мобильный?

Филипп вынул из кармана нагревшуюся трубку и положил настол.

— Вы не оставляете мне выбора, дамы, — сказал он и скорчилсмешную гримасу. — Придется уехать, хотя — бог свидетель! — лучше бы я остался.

Александра смотрела на него во все глаза.

— Я утром приеду, — робко сказала она. — До работы.

— Я тебя дождусь, — пообещал Филипп. — Пока, Алекс!

— Алекс? — пробормотала Маша.

— До свидания, Филипп, — громко сказала Лада. — Наконец-томы с вами познакомились. Я даже рада, что все не так плохо, как мыпредполагали.

— Ладка! — выкрикнула Александра.

— Все гораздо лучше, чем вы предполагали, — заверил ееФилипп. — Могу еще добавить, что все гораздо лучше, чем предполагал я сам. Досвидания, дамы. Не забудьте запереть на засов городские ворота.

Он шагнул к Александре и быстро поцеловал ее в губы, обдавзапахом дорогого одеколона, кофе и сигарет.

Александра как сидела, так и осталась сидеть. Вид у нее былслегка ошалелый.

— Что это значит? — спросила вернувшаяся из прихожей Маша. —Он всегда такой?

— Он первый раз в жизни такой, — пробормотала Александра.

— Санька, ты просто больная, он же классный! — завопилаЛада. — Кажется, на этот раз мы не промахнулись. Как это ни странно.

— Что ты несешь? — перебила ее Александра. — Слушать тошно.

— Я даже готова ему простить, что он называет тебя Алекс, —торжественно объявила Лада. — Мань, а теперь садись и говори, в чем дело. Зачемты его выставила?

— Девочки, — сказала Маша, — вчера какие-то бандиты изрезалимне пальто и велели никуда не ходить. А сегодня утром в почтовом ящике я нашлаписьмо.

— Господи Иисусе, какое еще письмо? — испуганно спросилаАлександра. — От кого?

— От Вешнепольского, — сказала Маша. — Сейчас я вам егопокажу.

Это было даже не письмо, а коротенькая записочка,нацарапанная на мятом, в желтых разводах листочке из школьной тетради в клетку.Листок был свернут военным треугольником.

«Маня! — было написано на его внутренней стороне. Александрачитала, держа листок близко к слабому свету торшера, а в ухо ей сопела Лада. —Я жив и скоро выберусь. В моем кармане, где беспорядок — ты еще постоянно меняза него ругала, — возьми желтый японский пакет и отправь по адресу. Будьосторожна. Я очень тебя люблю. Иван».

— Что это значит? — потребовала объяснений Лада. — Это егопочерк? Ты точно знаешь?

Маша кивнула. Александра перечитывала записочку, шевелягубами от усердия.

— Господи, он жив! — сказала она, поднимая глаза. — Мань, онжив!

Она даже взмокла от волнения.

— Как она к тебе попала, эта записка? — спросила Лада,забирая у Александры листок.

— Я пошла с ведром к мусоропроводу, — монотонно начала Маша.— Пошла потому, что услышала, как соседи вышли с собакой. Я целый день носавысунуть не смела, а тут услышала их и пошла. Пока я там ковырялась смусоропроводом, какой-то мужик мимо прошел, я не обратила внимания. Маратпрыгал как ненормальный. Марат — это соседская собака. Я к своей двери подхожу,а в ящике что-то лежит. Вот… записка…

— Ты точно помнишь, что, когда ты выходила, записки не было?

— Точно, Лад, — устало сказала Маша. — Конечно, точно. Да икакое это имеет значение? Я вытащила письмо, поняла, что оно от Вани, но искатьтого мужика не побежала, хотя он только что прошел вверх, следовательно, былеще в подъезде. Я перепугалась… И перепугалась еще больше, когда прочитала этописьмо…

— А те, вчерашние… они, выходит, знали, что ты его получишьили уже получила… — пробормотала потрясенная Александра. — И предупреждали…

Лада деловито изучала тетрадный листок. Зачем-то она егопонюхала и даже попробовала на зуб.

— Мань, у тебя есть еще какие-нибудь записки Вешнепольского?— спросила она, выплюнув катышек бумаги.

— Есть, — сказала Маша. — Он здесь сто раз какие-то текстыписал.

— Неси! — приказала Лада. — И какую-нибудь лупу или очки.

— Какую тебе еще лупу! — возмутилась Маша. — Тоже нашласьмисс Марпл. Я тебе говорю без всякой лупы — это Ваня писал. И мы должны решить,что делать дальше.

— Вот сейчас возьмем лупу и решим, — безапелляционно заявилаЛада.

Александра прекрасно ее понимала. Им было очень страшно. Иеще страшнее от того, что предстояло принять решение, от которого, возможно,зависела жизнь Ивана Вешнепольского, знаменитого журналиста, лучшего другаАлександры Потаповой и возлюбленного Маши Вершининой.

Совершенно неожиданно для себя они попали в эпицентркаких-то непонятных и опасных событий, и теперь нужно было смотреть во всестороны, остерегаясь нападения, ждать подвоха, принимать ответственные решения,соблюдать конспирацию и ни в коем случае не ошибиться. Колоссальнаяответственность! И не на кого ее переложить, не с кем ее разделить. Не былорядом с ними сильных и храбрых мужчин, говорящих низкими голосами: «Я всеулажу!» Уладить все предстояло им самим. Вот только непонятно, как именно можнохоть что-нибудь уладить…