открываю дверь. Я сразу понимаю, что она не клиент. Я привыкла, что к Нуале порой заходят ее старые подруги или какие-нибудь знакомые спиритистки, но сейчас между ними ощущается какое-то странное напряжение, как будто происходит или вот-вот произойдет борьба.

– Привет, – говорю я.

А потом, не желая, чтобы девушка подумала, будто я случайная покупательница, добавляю:

– Привет, Нуала.

Молодая женщина переводит взгляд с меня на Нуалу, приподнимает брови. Похоже, мои слова ее не очень впечатлили.

– Фин, ты же сказала, что закроешь лавку, – говорит она, как будто имеет право распоряжаться.

В ее речи проскальзывает слабый европейский акцент, без особых указаний на конкретный язык, но ее высокомерие склоняет меня в пользу Франции.

Потом я вспоминаю письмо, которое Нуала несколько недель назад отправила во Францию. Очевидно, эта женщина и есть адресат.

– Да, я помню, – говорит Нуала, потирая виски. – Мэйв, сейчас не время. Можно…

– Конечно, – отзываюсь я.

– Все в порядке?

– Ага, – быстро отвечаю я. – А у тебя?

Нуала машет мне рукой.

– Ну, не то чтобы. Просто у нас личная беседа.

– Очень личная, – добавляет девушка таким тоном, будто спрашивает меня: «Ты что, с рождения такая бесцеремонная?»

Мне не хочется проникаться к ней симпатией, потому что она груба ко мне, но, даже несмотря на неприятное впечатление, я замечаю, что она охвачена беспокойством. Ногти у нее погрызены. Мысленно я приближаюсь к ее сознанию и вижу некий золотисто-розовый ореол, мерцающий надеждой и страхом разочарования. Но дальше мне не проникнуть. Я не могу понять, о чем она думает, или почему она так думает. В голове возникает туман, мысли путаются.

– Это Манон, – извиняющимся тоном говорит Нуала. – Она…

Манон недовольно глядит на нее.

– Она из Франции, – заканчивает Нуала.

– Извините, – говорю я, не зная, что еще сказать.

– Так что, все в порядке, Мэйв? – снова спрашивает Нуала. – Выглядишь ты как-то не очень.

– Все нормально, – уверяю я ее и выхожу на улицу.

Но на самом деле не все в порядке. Это одна из тех вещей, которые я замечаю, только после того как на них укажет Нуала. Тело мое как будто одеревенело, кожа натянулась. В автобусе меня начинает трясти. Я сажусь на покосившееся красное сиденье и прижимаюсь горячей головой к холодному стеклу.

Дома мама смотрит на меня, и гнев ее окончательно тает.

– Родная, вид у тебя ужасный. Ты что, подхватила грипп?

– Не знаю, – отвечаю я, но звучат эти слова, как «не днаю».

* * *

Мама держит меня дома до пятницы. В пятницу мне еще плоховато, но мама советует посетить школу, отдохнуть в выходные, а потом начать неделю как следует.

В пятницу я замечаю в школе кое-какие изменения, хотя и незначительные. Надпись на моем шкафчике так и не стерли. На доске объявлений видны листовки о собрании клуба «Девочки будущего», на котором «пойдет серьезный разговор о воздержании и предохранении». Все вокруг держатся как-то напряженно. Разговаривают тише, держатся отстраненно. Вместо оживленных разговоров на переменах из коридоров доносится приглушенный шепот. И выражения лиц изменились. У всех какой-то мутный взгляд. Одна из девочек первого года обучения роняет передо мной учебник, а когда я нагибаюсь, чтобы поднять и отдать его, не сразу протягивает руку. А протянув, неуверенно хватает воздух, словно не знает точно, как ей поступить. Или как будто не до конца оправилась от гриппа, как и я.

– С тобой все в порядке? – спрашиваю я.

– У тебя такая короткая юбка, – произносит она, как будто видит меня впервые.

И как будто моя юбка – нечто неприятное, привидевшееся ей в тревожном сне.

Я опускаю голову. На мне обычная юбка-трапеция длиной чуть выше колена. В чем дело?

Неужели со всеми случилось нечто, повлиявшее на их рассудок? Или общее настроение портилось уже несколько недель, а я осознала это только благодаря тому, что несколько дней провела вне школы?

– Все такие странные в последнее время, – говорю я Фионе за обедом. – Наверное, «Дети» чем-то зацепили большинство учениц в школе.

Фиона вычищает грязь из-под ногтей скальпелем, который она стащила из класса по искусству.

– Ну да. Хотя ничего удивительного. В маленьких городках все гораздо восприимчивее ко всей подобной чуши, разве нет? То, что эта хрень находит здесь отклики – все, что нужно знать о Килбеге.

– Нет, дело не в этом, – качаю я головой. – Совсем не в этом, Фиона. Ты же сама знаешь. Килбег всегда был достаточно либеральным.

Она прищуривается, глядя на меня.

– Если ты белая, то да. Тогда я понимаю, почему ты так думала.

Во мне закипает возмущение.

– Извини, я не утверждаю, что было идеально, но в любом случае не так, как сейчас. И вообще, практически все в Килбеге голосовали за равные права в браке и за равенство репродуктивных прав, разве нет?

– Ну не знаю, – пожимает плечами Фиона.

Я достаю телефон и ищу данные о голосованиях.

– Ну да, пропорционально в Килбеге была самая большая доля проголосовавших за гей-браки. И за отмену Восьмой поправки[6].

– Чепуха, – снова пожимает она плечами. – Так всегда бывает. Достаточно посмотреть на Америку: сначала Обама, потом Трамп. Как всегда.

– Не всегда, – возражаю я резким голосом и, увидев, как морщится Фиона, снижаю градус. – Ну ладно, иногда так и бывает, но сейчас здесь другой случай. Тут замешаны «Дети Бригитты», и мы точно знаем, что кое-кто из них обладает магическими способностями…

– А почему это должно быть моей проблемой? – огрызается Фиона. – Кому какое дело, почему люди ведут себя так ужасно? Меня заботит только вопрос, когда я, наконец, уеду отсюда. И тебе бы, Мэйв, тоже следовало об этом задуматься.

Я сержусь на нее. Конечно, никто не обязан любить свой родной город. И не обязан считать его идеальным местом. Но можно хотя бы желать защитить его? А если все уедут из него? Что будет, если все переедут в большие города? Разве теперь нормальная жизнь должна быть только в больших городах?

Фиона продолжает ковырять скальпелем ногти, погружая его острие под кожу. Из-под ногтей выступают капли крови, которые она с интересом рассматривает. Меня начинает тошнить. Значит, она до сих пор калечит себя. Пользуется своими способностями худшим образом и ставит эксперименты на себе.

– Почему ты это делаешь?

– Так, интересно.

Мы молчим. Наконец я понимаю, что больше не вытерплю.

– Ты когда-нибудь задумывалась о том, что когда переедешь в Дублин, то не будешь больше видеться со мной? – начинаю я, чувствуя, как к глазам уже подкатывают слезы. – И с Лили? И с Ро? И со своими друзьями по театру?

Фиона хмурится.

– Но если я останусь в Килбеге, то все равно