Такацугу явился через пять дней, когда над озером Бива сгущались сумерки. Получив извещение о его визите, Тятя велела всем прислужницам удалиться, собственноручно пристроила дзабутон для кузена на самом почётном месте в гостиной и раздвинула сёдзи, несмотря на вечернюю прохладу. А затем села и стала ждать.

На сей раз Такацугу пришёл не из сада, а со всем достоинством, приличествующим даймё, прошествовал по внутренней галерее и, опустившись на колени у входа в гостиную, вежливо извинился за то, что так долго не подавал о себе вестей. Гордость и отчаянная решимость, пламеневшие в его глазах в прежние времена, угасли, сменились холодной сосредоточенностью. Этот новый, жестокий Такацугу совсем не понравился Тяте. В нём уже невозможно было узнать того обезумевшего от любви юношу, который цеплялся за подол её кимоно…

Тятя предложила ему подойти ближе, указала на почётное место, но Такацугу упрямо остался у входа. Больше не пытаясь заставить его пересесть, княжна напрямую спросила, в курсе ли он последних решений, принятых в Дзюракудаи.

Такацугу, сидевший неподвижно, положив, согласно этикету, руки на колени, кивнул:

— Да.

— Вам не холодно? — Тятя встала, задвинула сёдзи и опустилась на прежнее место.

— Лучше оставьте их открытыми.

— Почему?

Такацугу не счёл нужным ответить на вопрос и повторил посуровевшим тоном:

— Оставьте сёдзи открытыми.

Тятя снова поднялась, толкнула тяжёлую раму ладонью, и комнату затопили свежие весенние сумерки.

— И каково же ваше мнение? — вернулась она к прежней теме.

— Это благоприятное событие.

— Вы действительно так думаете?

— Да, действительно.

— Но кампаку уничтожил мою семью!

— Не вы ли сказали мне во время последней нашей встречи, что времена нынче изменились?

— Да, я так сказала. Времена изменились. Но в этом простом утверждении нет исчерпывающего ответа на вопрос, который меня сейчас мучает.

— В таком случае настоятельно прошу вас не делать из меня советчика. Вам не кажется, что в своих играх со мной вы зашли слишком далеко, заставив приехать сюда только для того, чтобы я помог вам найти ответ на такой вопрос? — Произнося эти слова, Такацугу слегка побледнел.

Конечно же он прав, со своей точки зрения. Полыхающий страстью взгляд кузена был ещё свеж и ярок в Тятиной памяти, а в ушах по-прежнему отчётливо звучали его речи о том, что он мечтает лишь об одном — жить с ней, забыв о славе, чинах и земельных угодьях. Да, она поступила бессердечно, сначала отвергнув его, а потом призвав для того, чтобы спросить совета: стать ей или не стать наложницей Хидэёси. Кроме того, даже если Такацугу скажет «нет», что это изменит? Воля человека, обладающего абсолютной властью, оглашена. Ослушаться приказа кампаку — значит вынести самому себе смертный приговор.

Несколько мгновений они смотрели друг другу в лицо в полной тишине, затем Такацугу проговорил, глядя в сад:

— Совсем стемнело. Я зайду к вам завтра утром, — и поднялся. Только что он не хотел оставаться с ней наедине в покоях за закрытыми сёдзи, теперь боялся продолжить разговор с глазу на глаз в полумраке.

Тятя знала, что сейчас он уйдёт, но не сделала ничего, чтобы его удержать. Она сидела склонив голову и молчала, медленно тонула в темноте до тех пор, пока прислужница не принесла светильник.

И почему всё-таки она попросила Такацугу приехать из Омидзо? Почему позвала его на помощь, твёрдо зная, что уже никто не сможет ничего изменить в её судьбе?

Тятя велела одной из свитских дам справиться о том, где Такацугу проведёт ночь. Дама ушла и вскоре вернулась:

— Господину Кёгоку отвели Соколиный павильон.

Тем вечером Тятя отпустила прислужниц рано, в час Пса, и, раздвинув сёдзи, вышла на энгаву. Луна цедила тусклый свет. Спустившись в сад, девушка поёжилась от ночной прохлады. Но приближение весны уже чувствовалось, на голых ветвях деревьев проклёвывались листочки.

Тятя осторожно пошла вперёд, мимо галереи, и вдруг остановилась, напуганная странным шумом, похожим на отдалённый рокот волн, — то ли сердца перестук, то ли отголоски весёлого пира… В слабом сиянии лунного света, застоявшегося в саду, она двинулась дальше, держась в тени замкового крыла, хоронясь от непрошеных взглядов, дальше и дальше, к строению, которое примыкало к северо-западной стене внутреннего кольца укреплений. Приблизилась к энгаве, опоясавшей Соколиный павильон, и остановилась, пытаясь рассмотреть какие-нибудь тени внутри, за закрытыми сёдзи. Ни звука, ни шороха. Такацугу, должно быть, уже лёг или вовсе отсутствует…

Девушка тихо постучала. Ничего не произошло. Постучала чуть сильнее и услышала лёгкие шаги — человек шёл по комнате к энгаве. Тятя порывисто отбежала к кустам, спряталась за ветвями.

Сёдзи раздвинулись, показался мужской силуэт. Это был Такацугу — она узнала его по одежде, той самой, в которой он приходил к ней, и вышла из своего укрытия. Кузен ошеломлённо взирал на неё несколько мгновений, затем, босой, спустился в сад, как будто хотел помещать нежданной гостье приблизиться к его покоям. Однако, оказавшись совсем рядом с ней, он, вероятно, вдруг испугался, что кто-нибудь невзначай увидит их вместе, и поспешно увлёк девушку за собой к энгаве, поднялся сам и помог ей.

— Что за безрассудство? Вы ставите меня в неловкое положение! — прошептал Такацугу.

Тятя открыла было рот, чтобы ответить, но кузен помешал ей, добавив строго:

— Извольте удалиться немедленно!

— Я последую вашему совету и перееду в Дзюракудаи. Моё решение принято, — громко сказала Тятя, и Такацугу, опасливо оглядевшись, потянул её за собой в павильон.

Своим приходом она, по-видимому, отвлекла его от сочинения какого-то послания — на низком столике были разложены письменные принадлежности, там же стояла свеча. После сумрака, царившего в саду, помещение казалось ярко освещённым.

Они сели возле столика лицом к лицу, и Тятя повторила:

— Я решила переехать в Дзюракудаи. Потому и пришла. Я хочу провести эту ночь здесь, у вас.

Пока она говорила, кузен смотрел на неё не моргая.

— Вы в своём уме, княжна? — Голос прозвучал приглушённо, словно Такацугу боялся быть услышанным кем-то, кроме Тяти.

— Я что, похожа на сумасшедшую? — Девушка подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза. Её удивил вопрос кузена, потому что за все двадцать лет своей жизни она ни разу ещё не чувствовала в себе столько хладнокровия и здравомыслия. Перед внутренним взором, как никогда ясным и пронзительным, минувшие годы выстроились один за другим в этой пронзительной ясности, вытянулись пройденной долгой дорогой.

Ночь последнего штурма Одани, оставшаяся в памяти как причудливый образ из какого-нибудь сновидения… О-Ити, нежная матушка… Младшие сестрёнки… Отец, Нагамаса, в чёрных доспехах… Ещё одна тревожная ночь, когда они узнали о смерти Нобунаги в Хоннодзи… Праздник мириада фонариков в Адзути… Белые кони, сказочные создания, выходящие из моря огня… Свадьба матери… Серебристые снежинки, без устали кружащие в тёмном северном небе… Отчим Кацуиэ выступает в поход… Бегство из Китаносё, тряска в паланкине, рассекающем густую ночную мглу…