— У меня уже нечто вроде приметы появилось, дорогая!

Коли ты начинаешь величать меня от имени-отчеству и на «вы», значит, наша свадьба опять откладывается и, насколько я понимаю, теперь уже на неопределенный срок.

— Алеша, — Маша закусила губу и жалобно посмотрела на него, — прости, но я тебе еще не все сказала. Я не просто еду навестить Митю, я намерена обратиться к милости Государя и просить его разрешения на наш брак…

Алексеи побледнел, губы его задрожали, и он рывком отвернулся к окну. Маша подошла к нему и дотронулась до его плеча:

— Ты не дослушал меня, Алеша, это будет фиктивный брак, и он нужен мне для того, чтобы помочь Мите бежать!

— Бежать?! Ты в своем уме?! — закричал Алексеи, и Маша впервые в жизни увидела, что он в ярости. — Только такая сопливая и безмозглая девчонка, как ты, может замыслить подобную чушь! Твоя самонадеянность не знает границ! — Схватившись руками за голову, он принялся ходить по кабинету взад-вперед, как маятник, повторяя раз за разом:

— Бежать? Она поможет бежать! Она все сделает наилучшим образом! Только она и никто другой! — Он остановился напротив Маши и постучал кулаком себя по лбу. — А я-то, дурак, надеялся, что небезразличен тебе, что хоть немного ты любишь меня!

— Алеша, — Маша прижала руки к груди, — я ведь сказала, что это будет фиктивный брак…

— Кого ты обманываешь, девочка? — с горечью сказал ее жених. — Вы с Митей любите друг друга, и все это детские сказки и про фиктивный брак, и про твое чувство долга по отношению к Гагариновым. Если бы ты любила меня по-настоящему, то нашла бы способ, как утешить их в горе здесь, в Петербурге, а организовать Митин побег может любой преданный вашему семейству человек, если его преданность к тому же подкрепить приличной суммой денег…

— Не будь столь циничным, Алексей, ты лучше меня знаешь, кого на самом деле любит Митя.

— Любит — разлюбит, — пожал плечами барон и усмехнулся, — особенно если рядом будет молодая жена, да еще такая красавица! И если даже ваш брак будет изначально фиктивным, что помешает ему перерасти в настоящий?

— Я помешаю! — окончательно рассердилась Маша. — Обещаю тебе, мы поженимся с тобой сразу же после того, как Митя окажется в Америке, где его никакой жандарм те достанет!

Алексей подошел к девушке вплотную, взял ее руки в свои и поднес к губам, быстро поцеловал и долго, пристально вглядывался в ее потемневшие, тревожные глаза, потом опустил ее руки и тихо сказал:

— Маша, я должен возвратить тебе твое обещание выйти за меня замуж, но это не значит, что я перестал любить тебя.

В твоей воле вспомнить когда-нибудь о данном тобой слове, а я буду ждать до тех пор, пока не пойму, что ты навсегда для меня потеряна, хотя совсем не уверен в том, что это уже не произошло!

— Алеша! — Маша заплакала, потянулась к нему, и барон не выдержал, вновь обнял ее и принялся покрывать поцелуями ее мокрые от слез щеки, что-то шепчущие губы…

Наконец он оторвался от нее и виновато улыбнулся:

— Прости, я не должен был целовать тебя. Теперь я не имею никаких прав на это… — Он наморщил лоб, словно пытался вспомнить нечто важное, вздохнул и вновь пристально посмотрел на Машу. — Честно сказать, я совсем не уверен, что твоя idee fixe когда-нибудь осуществится ч ты поможешь Мите бежать, но запомни: через полтора года в августе «Рюрик» будет курсировать в районе предполагаемого устья Амура. Запомни координаты: 53 — 54 градуса северной широты, 142 — 143 градуса восточной долготы. Митя сразу поймет, что они означают. — Он опять смерил Машу долгим взглядом и усмехнулся. — Авось и я окажусь вам полезным. — Он быстро прошел к выходу из кабинета, потом вдруг остановился и спросил:

— А ты подумала о том, что если ваш брак окажется все-таки фиктивным и вы расторгнете его после побега, то каким образом мы сумеем пожениться? Ведь не только Мите, но и тебе дорога в Россию будет закрыта, ты тоже станешь государственной преступницей. — И, заметив, что Маша неподдельно озадачена его заявлением, добавил:

— И это еще раз доказывает, что вся твоя затея обречена на провал!

И спаси тебя господи от безрассудных поступков и гибели, на которую ты сама себя обрекаешь! Более я ничего не могу тебе пожелать! — Алексей толкнул дверную створку, в последний раз окинул ее мрачным, тяжелым взглядом и вышел из кабинета.

А Маша медленно опустилась в кресло и разрыдалась.

И опять потянулись бесконечные дни ожидания ответов на прошения разрешить девице Марии Резвановой отправиться на поселение в Сибирь к ее жениху — ссыльно-каторжаннну Дмитрию Гагаринову.

Наконец был получен первый ответ из канцелярии обер-полицмейстера и первый же отказ. От обер-прокурора тоже отказ, и оба без каких либо объяснений и мотиваций подобных решений. И тогда Маша осмелилась написать письмо самому императору и настроилась во что бы то ни стало добиться встречи с ним. Это было ее последней надеждой, о чем она и написала Николаю:

"Ваше Величество, позвольте припасть к Вашим стопам и просить, как милости, разрешения следовать в ссылку за государственным преступником, моим женихом Дмитрием Гагариновым, и там обвенчаться с ним, чтобы навсегда соединить свою судьбу с его судьбой и никогда с ним не разлучаться. Я льщу себя надеждой, что Вы не оставите без ответа письмо несчастной, у которой нет никаких надежд, кроме надежды на милость и доброту Вашего Величества.

Господь, Ваша воля и закон помогут нам и научат, как исправить ошибку, допущенную моим женихом. Я всецело жертвую себя человеку, без которого не могу далее жить…

Ваше Величество, простите смелость Вашей покорной просительницы и не откажитесь сочувственно отнестись к ее просьбе. Соблаговолите, Государь, милостиво разрешить мне отправиться в изгнание вместе с Дмитрием Гагариновым. Я отказываюсь от всяческих привилегий, положенных мне в силу моего дворянского происхождения, и готова полностью следовать его судьбе.

У подножия Вашего престола молю об этой милости… Надеюсь на нее…"

В начале марта, за месяц до отъезда Алексея в экспедицию, им сообщили, что Николай Павлович собирается в Вязьму, где готовились большие армейские маневры. И Маша решила незамедлительно ехать туда, чтобы подать Государю свою просьбу. В Петербурге подойти к нему было немыслимо, и она рассудила, — что в Вязьме он будет доступнее и она найдет способ приблизиться к нему…

Через неделю она была в Вязьме, несмотря на то, что лошадей было очень трудно достать: множество высших чипов армии двигались в том же направлении. Но Маша платила сверх прогонов и щедро давала на чай, поэтому, несмотря на весеннюю распутицу, постоянно обгоняла полковников и генералов, которые также скакали в Вязьму и порой отчаянно сердились, что какая-то девица вновь перехватила у них лошадей.

На подъезде к самой Вязьме Маша непонятно почему вообразила, что ее не пустят в город, и от страха и волнения у нее вдруг сильно забилось сердце, потемнело в глазах, а тело покрылось холодным потом. Но шлагбаум на въезде в Вязьму подняли, в город ее пропустили беспрепятственно, и Маша посчитала это добрым предзнаменованием, полностью уверовав в то, что ее предприятие завершится успехом.