— Вот стерва!

Маша удивленно посмотрела на него, а граф опять рассмеялся:

— Не глядите на меня так. Я в своей жизни знал множество женщин, и поверьте, ангелов среди них не встречал. Все больше красивые змейки попадались, вроде этой Алины Недзельской. От мужчины им нужно лишь приличное состояние, чтобы вести праздную жизнь, наряжаться, веселиться, флиртовать с такими же безмозглыми кавалерами… — Он взял в руки бокал с вином, хмуро посмотрел через него на свет и отставил в сторону. Потом подпер подбородок кулаком и, как показалось Маше, презрительно усмехнулся. — Насколько я смею догадываться, вы бедны и прежде не могли рассчитывать на какое-либо внимание со стороны молодого князя. — Он окинул быстрым взглядом ее лицо и уточнил:

— То есть могли, конечно! Вряд ли Дмитрии с его темпераментом сумел не заметить вашего прелестного личика. Сознайтесь, вы были его любовницей?

— Как вы смеете?! — Маша вскочила со своего кресла и сжала руки в кулаки. — Если вы пригласили меня, чтобы оскорбить!..

— Сядьте, милая, — сказал граф лениво и вновь вытер губы салфеткой. — Я просто хочу найти объяснение вашему поступку. Совершенно случайно я узнал, что вы отказали своему жениху, блестящему офицеру и прекрасному человеку барону фон Кальвицу. Неужели вы так любите Гагарннова, что готовы похоронить свою молодость, свою красоту в этой гнилой дыре под названием Сибирь?

— Вероятно, граф, вам неизвестно подобное чувство? — Маша насмешливо посмотрела на него. — Но, кроме любви к Мите, мною двигает еще чувство долга по отношению к его родителям, которые воспитали меня как свою родную дочь.

— Ах, чувство долга? — Граф рассмеялся и, будто от непомерного восторга, несколько раз хлопнул в ладоши. — Впервые в жизни встречаю девицу с таким сильным чувством долга. Постойте, постойте. — Он глубокомысленно наморщил лоб и радостно воскликнул:

— Кажется, я понимаю, чем оно подкреплено! Старики Гагариновы пообещали отписать на ваше имя все свое состояние, если вы согласитесь выйти замуж за их сына? Ну что ж, если это так, то игра стоит свеч!

Маша медленно поднялась из-за стола, стараясь сдержаться, не схватить в руки канделябр со свечами или ведерко со льдом и бутылкой шампанского и не запустить ими в голову любимца Государя:

— Прошу извинить меня за беспокойство, ваше сиятельство! Не смею больше отвлекать ваше внимание на подобные пустяки. — Она гордо выпрямилась и посмотрела на Лобанова сверху вниз. — Я крайне сожалею, что на вашем пути, граф, не встретилось ни одной порядочной женщины. Вероятно, поэтому вы не в состоянии оценить настоящие чувства и понять, что не все в этом мире оплачивается деньгами.

Лобанов тоже поднялся, и" Маша невольно отступила назад. Граф был на голову выше ее, и странный блеск его бледно-голубых, слегка прищуренных глаз заставил ее насторожиться. Он сделал шаг в ее сторону, потом другой и вдруг схватил за руки и резко притянул к себе, отчего Маша больно ударилась носом о пуговицу на его камзоле.

— Что вы себе позволяете? — успела она вскрикнуть, и граф буквально впился в ее рот, больно прихватив зубами за нижнюю губу.

Маша попробовала вырваться, но Лобанов настойчиво теснил ее к стене, не выпуская рук ч продолжая терзать ее губы. Маша задыхалась и, когда почувствовала, что ее ноги коснулись края то ли дивана, то ли софы, напряглась и откинула голову назад, наконец глотнув воздуха. Но уже в следующее мгновение почувствовала, что лежит навзничь, притиснутая к дивану тяжелым мужским телом, а руки графа рвут ворот ее платья, раздирают корсет…

Она вскрикнула, но его губы опять зажали ей рот. Маша изогнулась, стараясь освободиться от ненавистных холодных рук графа, добравшихся до ее груди и принявшихся безжалостно мять и давить ее. Девушка вскрикнула от боли, попыталась вырваться, по граф левой рукой прижал ее кисти к изголовью, а правой взялся за край юбок и закинул их ей на голову. Теперь она совсем перестала видеть что-либо, к тому же тяжелая плотная ткань мешала дышать. Маша задыхалась, а жадная рука графа скользнула ниже, попробовала проникнуть между ее ног и, когда это не удалось, принялась срывать с нее остатки белья. И Маша не выдержала, закричала не своим голосом, согнула ногу в колене, потом резко выпрямила ее и что было сил ударила графа то ли в живот, то ли в лицо — она так и не поняла, куда именно. И в следующее мгновение почувствовала, что свободна. Она сбросила юбки с лица и быстро села, стараясь запахнуть на груди разорванное до пояса платье. И тут же увидела, что граф Лобанов стоит перед ней на коленях, согнувшись в три погибели, держится за живот и глухо стонет, крупные слезы бегут по его щекам и скапливаются на подбородке.

Маша подскочила к столу, схватила салфетку, положила в нее несколько кусочков льда и протянула графу:

— Приложите ко лбу!

— Какому лбу! — простонал граф и яростно потряс головой. — При чем тут лоб? Дура!

— Но разве я вас не но голове ударила?

— По голове, да не по этой! — Граф постучал себя ладонью по лбу. Потом с трудом поднялся на ноги, сел рядом с ней на диван и прокряхтел:

— Идиотка ненормальная!

Маша испуганно вскочила на ноги, но граф посмотрел на нес исподлобья и хмуро приказал:

— Садись, не трону! — Морщась от боли, он потер рукой поясницу и спросил:

— Ты действительно не поняла, зачем тебя пригласили на ужин?

— Но вы же объяснили, что хотите обсудить мой вопрос.

Граф глубоко вздохнул и еще больше помрачнел:

— А ты думала, как будешь расплачиваться за подобную услугу?

— Простите, ваше сиятельство, но я не подозревала, что вы нуждаетесь в деньгах.

— О боже! — Граф встал с дивана, подковылял к столику, отхлебнул вина из бокала и с усилием опустился в кресло. — На кои ляд мне твои деньги, мне была нужна ты, безмозглая идиотка! Всего лишь одна ночь любви, и я бы многое сумел сделать для тебя, даже уменьшить срок каторги для твоего будущего мужа. Но теперь я не уверен, что вы вообще с ним когда-нибудь свидитесь.

— Но, граф, — Маша прижала руки к груди, — вы не должны поступать подобным образом.

— Убирайся прочь, — приказал граф, отвернулся и бросил через плечо:

— Чтобы уже завтра тебя в городе не было! — И, по-прежнему не глядя в ее сторону, сдернул с окна штору и швырнул ее Маше. — Срам прикрой! — И, уже когда она была у дверей, крикнул ей вслед:

— Посмей только кому проболтаться, век своего жениха не увидишь!

Не помня себя от отчаяния, Маша вихрем промчалась по лестнице, миновала вестибюль графского дома и на выходе буквально влетела в высокого плотного человека в генеральском мундире. Оба одновременно вскрикнули, отшатнулись друг от друга, и в следующее мгновение Маша поняла, кто перед ней. Она побледнела, потом покраснела и тихо произнесла:

— Прошу простить меня, ваще высочество, за, мою неловкость.

Великий князь Михаил Павлович, а это был он собственной персоной, повел бровями и неожиданно улыбнулся: