Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Толпа восторженно зааплодировала. Однако ненадолго, ибо разъярённый неудачным началом схватки Потрошитель пусть медленно, но поднялся, сжал кулаки и по новой потопал прямо на «рыжего медведя». Глаза взбесившегося скотта налились кровавым багрянцем. Приблизившись к молодому богатырю, он сначала успешно-таки засадил тому левым прямым в правую бровь, тут же её разбив, а после, словив короткий апперкот в ответ, опять неплохо его потрясший, коряво махнул обеими лапами, пытаясь попасть по русичу широкими косыми ударами. Ратибор легко увернулся от неуклюжих плюх, в ответной атаке мгновенно всаживая два своих боковых хука в мерзкую физиономию Варда. Тот рухнул как подкошенный. И вновь, спустя секунду, принялся вставать. Рыжегривый витязь, не спеша смахнув тыльной стороной ладони кровь, сочащуюся из глубокой сечки над правым оком, удивлённо хмыкнул, ибо впервые видел на своём веку, чтобы кто-то смог так живо подняться после парочки его добрых зуботычин, попавших точно в цель. Надо отдать должное скотту; квадратная челюсть бывшего атамана лиходеев удар держала прекрасно. Что, впрочем, неудивительно, ведь если судить по сильно скошенному, покатому лбу, сотрясаться в голове лохматого великана было просто нечему.
Между тем Ратибор, банально оказавшийся, как стало ясно в ходе боя, значительно быстрее своего нерасторопного противника, сам ринулся на Потрошителя, решив, что пора заканчивать поединок. Пригнувшись под просвистевшим над ним очередным размашистым крюком, дюжий ратник резво отгрузил сопернику мощную плюху по печени. Тот же, согнувшись от пронзившей его резкой боли в три погибели, краем глаза увидел перед собой незащищённую шею не успевшего выпрямиться Ратибора и попытался шустро впиться в неё зубами. Но русич разгадал незамысловатый манёвр скотта, проворно подставив под его клыки правое плечо, а затем молниеносно саданул тому левым кулаком в висок. После чего, ловко зайдя со спины оглушённому неприятелю, стальным хватом сцапал врага за талию и, прогнувшись, могучим броском эффектно швырнул того назад, через себя. Этот приём матёрый рус позаимствовал у Светозара.
Тем часом ошеломлённая публика дружно ахнула, впрочем, тут же ошарашенно примолкнув, ибо раскорячившийся на песочке после броска Вард, вяло потрясывая лохматой гривой, спустя миг вдруг неожиданно вскочил как ошпаренный да стремительно помчался на «рыжего медведя». Ратибор же, порядком разозлившись, кинулся навстречу неугомонному противнику, в этот раз и не подумав уворачиваться от его огромных кулачищ. И вот неуступчивые соперники по новой обменялись мощными затрещинами; теперь добро тряхануло уже огнекудрого богатыря, правда, на ногах всё же устоявшего. Как выяснилось, вспыльчивый витязь тоже отлично умел держать удар. Потрошитель же вновь оказался на песке; размен плюхами более-менее удался скотту, ведь так он хотя бы смог основательно попасть по сноровистому русичу; вместе с тем ему самому опять знатно перепало. Похоже, на этот раз нос Варда оказался сломан. Да и в целом лицо его уже было хорошо разбито.
Между тем Ратибор, в буквальном смысле рассвирепев, подлетел к снова, скорее уже по инерции поднимающемуся, обильно удобряющему песок кровью Потрошителю, сграбастал того за кучерявые патлы и споро хрястнул правым коленом в измочаленную морду неприятеля. Вард грузно шлёпнулся на лопатки, через мгновение перевернулся на бок и, тихо поскуливая от боли, натужно, мученически выплюнул осколки зубов вместе с багровой мокротой. Могучий рус же, опять схватив за вихрастые кудри пребывающего в состоянии грогги, уже практически не сопротивляющегося оппонента, приподнял его, поставив на плохо слушающиеся ноги, не спеша примерился и наконец от души всадил свой любимый размашистый левый крюк аккурат в многострадальную бороду твердолобого увальня. Упрямого скотта по красивой дуге откинуло назад сажени на три минимум, при этом раздавшийся глухой хруст сломанной челюсти возвестил о том, что она у Варда всё-таки отнюдь не гранитная.
Тем временем неслабо осерчавший Ратибор подскочил к тяжело севшему на пятую точку, хрипато харкающему кровушкой противнику, находящемуся в явной прострации, зашёл тому сзади и, взяв одной дланью за покорёженную челюсть, а другой за макушку, сильно крутанул голову соперника по широкой дуге. Послышался знакомый хряск шейных позвонков, и бывший главарь разбойников, безвольно опустив косматые руки, принялся заваливаться набок, в лужу собственной крови, щедро хлеставшей из раскуроченной в хлам ряхи. Бычья шея самодовольного насильника оказалась сломана. Похоже, легендарный Потрошитель, непобедимый боец множества рукопашных поединков, живой ужас арены, чемпион схваток на кулаках, в конце концов встретил достойного противника, потерпев первое в своей жизни поражение. Впрочем, оно же стало для него и последним.
Между тем трибуны, принявшиеся было оголтело рукоплескать, вдруг снова напряжённо замолкли, ибо с досадливым рывком поднявшийся со своего места Эдиз, нервно сверля Ратибора яростным, полным ненависти взором, громко, в сердцах проверещал: — Эх, ну что такое!.. Проклятье! Как ты смог его одолеть, кабан рыжий⁈ Да я тебя лично, собственными руками придушу!..
— Иди сюда, пёс! — рявкнул в ответ рассерженный молодой богатырь, сверкнув синими бездонными очами. — Поглядим, умеешь ли ты хоть что-то, окромя как языком молоть! Ну а ежели пришёл в себя да пужанулся, ненароком обгадившись, то можешь взять с собой в качестве подтирашки свою ручную обезьянку, — Ратибор кивнул на сидящего рядом с императором молчаливого Зоривеса, тут же порозовевшего от гнева, — мне плевать! Обоих укатаю в пески одной левой!
Затихшая было, огорошенная происходящим толпа взорвалась возмущённой разноголосицей, сопровождающейся негодующими воплями, бранью и свистом. Впрочем, в основном выказываемое недовольство словами русича слышалось лишь на первых двух ярусах, заполненных лояльной правящему дому Кайя публикой. Третий и четвёртый этажи, наоборот, исступлённо аплодировали храброму чужеземцу, явно всем сердцем поддерживая рыжебородого витязя, и одновременно издевательски улюлюкали располагавшимся ниже богатеям. Похоже, внутри ослямбского общества существовали серьёзные разногласия и зрел раскол. Однако в какой стране между бедняками и толстосумами нет глубоких противоречий? Ведь голодранец никогда не сможет понять нужды и чаяния зажиточного господина из высшего сословия. Впрочем, как и наоборот. При одном исключении: что последний сам не пробился наверх из простого народа. Но таких были единицы, никак не влиявшие на ситуацию в целом, посему с каждым днём пропасть недопонимания