крови либо шли по брусчатке в сопровождении настороженных телохранителей, либо с лязгом проезжали мимо в крытых экипажах, защищенных прочной черной кожей и стальными пластинами.

Я свернул на широкий проспект, уходивший на юг, где над отполированными песком улицами возвышались пальмы. На улицах работали ювелиры и кузнецы; их товары, выставленные на всеобщее обозрение, блестели. Между столами молча стояли мужчины и женщины. У некоторых выпирали мускулы под кольчугами, другие были гибкими и зоркими, но все они ждали, когда кто-нибудь совершит глупость. Я не винил их работодателей за то, что они наняли охрану: если в городе происходит столько убийств, то кражам, наверное, вообще нет числа.

Я обходил сверкающие столы, разыскивая горшечника. Я прошел почти милю и нашел его на огромной площади, вокруг которой теснились друг к другу здания.

Поблагодарив торговца за глину и пропустив мимо ушей жалкое мычание, которое услышал в ответ, я повернулся, чтобы полюбоваться площадью из серого камня. По ее периметру шесть рыцарей из рыжеватого мрамора стояли, преклонив колени и опустив головы. Если бы рыцари выпрямились, то их рост составил бы футов двенадцать. Завивающиеся спиралью пластины их аркийской брони состарились и покрылись щербинами под действием стихий. Я представил себе, что из-за щитков грозных, высоких шлемов на горожан смотрят потускневшие глаза закаленных в боях ветеранов. Одному рыцарю оказывали помощь, в которой он сильно нуждался: вокруг него возвели леса из пальмовых досок, и стоявшие на этих лесах призраки сильно шумели, работая с молотками и долотами.

Остальная часть площади была плоской и ничем не примечательной, если не считать ее центра – в нем находилось углубление, к которому вели ступеньки, словно в одном из амфитеатров Разбросанных Островов. На дне углубления, футах в сорока ниже уровня улицы, с севера на юг протянулся короткий канал, по которому текла угольно-черная река. Вдоль ее берегов стояли стены, заканчивающиеся шипами. На стенах сидели темные птицы – возможно, вороны – и каркали свои издевательские песни. На платформе в центре канала толпились солдаты и фигуры в серых одеждах. Над ней высоко в воздухе парили три огромных бивня из черного камня. На каждом из них были вырезаны схематичные фигуры и большие – выше человеческого роста – символы.

Эта сцена была мне хорошо знакома: такую же можно увидеть почти в каждом городе Дальних Краев, но лишь немногие из них могли похвастаться столь же величественной и грозной структурой. Передо мной стоял колодец Никса – источник реки Никс, или, как называем его мы, крассы, «реки мира». От этой реки зависела вся торговля душами.

Никс текла во всех частях мира, выходила наверх в колодцах и на болотах и всегда таилась где-то недалеко от поверхности. Никто не знал, где она начинается и есть ли у нее конец. В Дальних Краях она была важной постоянной величиной, и ее не только почитали, но и боялись, ведь она была воротами в мир смерти и обратно. Когда-то она несла мертвых в загробную жизнь: мы с радостью отправляли наших мертвецов в лучший мир, отдавая их ей или хороня рядом с ее берегами, притом всегда с медной монетой во рту – для лодочника.

Тысячу лет назад все резко изменилось. Что-то испортило воды реки в Дальних Краях. Вскоре после этого кучка мудрецов якобы получила у мертвых богов секреты магических уз и решила сломать монету пополам. Говорят, что величайшие открытия всегда делаются в самых причудливых обстоятельствах, и – вот чудо! – именно так было придумано волшебное порабощение. Никс стал играть ключевую роль в процессе закабаления душ, и с тех пор смерть и жизнь необратимо переплелись. Никситы написали Догматы, затем был составлен Кодекс Арка, который приняли во многих странах. Эти события перевернули все общество: появились новые династии, богов объявили мертвыми, убийства вошли в моду. Так прошла тысяча лет.

Без воды из Никса призрака невозможно зачаровать. Те, кто умер до срока, и не порабощен сразу, выходят из своего мертвого тела и остаются привязанными к нему в течение сорока дней. Их единственный шанс – оттащить свое тело к ближайшему колодцу Никса до того, как их схватят. Если они не доберутся до него, то угасают и пропадают в бездне. Вход в загробный мир для них закрыт. То же самое происходит, если уничтожить половину монеты.

В тот миг я подумал о том, не лучше ли отправиться в небытие, чем провести тысячу лет в той бесконечной пещере с кричащими мертвецами. Это был единственный загробный мир, который я видел, и если я думал о нем слишком долго, то начинал чувствовать, как вода течет по моим ногам, и слышал нарастающий гул голосов. Рай. Я фыркнул. Если это рай, то я – долбаный император Арка. Все эти сказки про рай – просто чудовищная ложь.

Чувствуя, как по мне бежит холодок, я наблюдал за никситами – людьми в сером, которым было разрешено прикасаться к воде. Они проверяли реку с помощью чашек, прикрепленных к длинным шестам. Поговаривали, что почти за каждым колодцем Никса, найденным в городе или в дикой природе, постоянно ухаживает, по крайней мере, один никсит. По-моему, это было сделано для того, чтобы никситы могли брать с людей деньги. Эти скромные с виду и при этом хитроумные смотрители создали монополию, в которой за тысячу лет никто не усомнился. Поскольку только они собирали и распределяли воду Никса, с ними обращались почти как со жрецами.

Ходили слухи, что Никс начал высыхать. Это был один из тех слухов, над которыми все смеялись, чтобы затем немедленно содрогнуться при мысли о том, что он может оказаться правдой. Если река когда-нибудь высохнет, погибнет и вся торговля тенями.

За колодцем змеилась и петляла длинная очередь. Я подошел к колодцу поближе, разглядывая толпу. Почти все собравшиеся, похоже, принесли с собой большие свертки или коробки. Те, кто мог себе это позволить, наняли телохранителей. Те, кому это было не по карману, обнимали свои мешки и коробки, настороженно поглядывая по сторонам. Это было логично: лучше всего украсть душу незадолго до того, как ее заколдовали. Владельцем души станет тот, кто доставит ее к воде Никса.

В толпе я заметил несколько свободных призраков. Пока я наблюдал за толпой, одного из них подозвали, и он поднялся по ступенькам на помост колодца Никса. Он прижимал что-то к груди, но я все равно заметил на нем белое перо. Никситы и человек, похожий на чиновника, что-то быстро обсудили, а затем призрак подошел к черной воде