по крайней мере, до тех пор, пока кто-то не разбудил ее, яростно хлопая по плечу.

– Кто-то идет, – прошептали ей в ухо.

Холодный воздух обдул Нилит лицо. Она выхватила кинжал и мгновенно прижала лезвие к боку Фаразара.

– Только попробуй, – шепнула она хрипло.

– Кто-то идет, дура, – прошипел он снова, отодвигаясь в глубь пещеры.

– Кто?

Фаразар не ответил. Аноиш тонко заржал, когда Нилит встала, сжимая в руке кинжал. Костер все еще горел, но уже не так ярко. Она едва могла разглядеть фигуру, которая появилась из-за валунов, лежавших у входа в пещеру.

– Ни с места!

– Я не желаю тебе вреда, – ответил женский голос, на удивление низкий. Поначалу Нилит подумала, что ее обманывают глаза, но когда женщина подошла ближе, оказалось, что на ней действительно одежда оранжевого цвета.

Женщина подняла морщинистую руку, показав, что она заканчивается обрубком чуть выше запястья.

– Я всего лишь хочу немного погреться, ведь ночь холодна, как последняя сука.

– Боюсь, что костер уже догорает.

– Не страшно. – Женщина снова двинулась вперед, и ее рука залезла в один из карманов.

Нилит отшатнулась, показывая женщине кинжал.

– Не страшно. – Женщина наклонилась и осторожно бросила в огонь пригоршню синего порошка.

Языки костра заплясали, поднялись, стали ярко-зелеными.

– Неплохой фокус.

Теперь Нилит могла лучше рассмотреть гостью. Лицо женщины было настоящей трехмерной картой из морщин и веснушек; оно высохло и потрескалось, словно земля в пустыне. Ее кожа, как и глаза, была орехово-смуглой, светлее, чем у местных жителей. Ее щеки обвисли. За тонкими губами прятались зубы, похожие на обугленные столбы. Женщина выглядела предельно исхудавшей; одеяние свисало с ее костлявого тела.

– Фокусникам цена грош за десяток, девочка, – ответила женщина с сильным южным акцентом. – А тебе, кажется, нужен охрененный целитель.

Она указала на окровавленную тряпку, обмотанную вокруг ноги Нилит. Через повязку уже просочились кровь и гной.

– Ты хоть одного знаешь?

Женщина быстро посмотрела на Фаразара, который все еще парил в пещере. Он сложил руки на груди и притворился, что его это не касается. Хмыкнув, женщина указала на место у огня напротив Нилит.

– Можно?

Нилит одобрительно махнула рукой, в которой сжимала кинжал, и старуха села на корточки, протянув руки к огню.

– Ты всегда обращаешься с добрыми незнакомцами как с говном? – спросила женщина.

– Прошу прощения. Эти правила я ввела недавно.

Женщина медленно кивнула.

– Долгие Пески полны опасностей. Дюнные черви. Песчаные бури. Душекрады. Работорговцы. Разбойники. Бьюсь об заклад, ты встретила кого-то из последних. Эта рана ужасно воняет.

– Ты откуда? – спросила Нилит, меняя тему разговора.

Женщина повернулась к ней.

– С юга.

– Хм… Далеко это отсюда?

В ответ женщина пожала плечами.

– Ты красивая. По крайней мере, все зубы на месте. Бьюсь об заклад, ты из города.

– Родилась я не в городе, но да, я из Аракса. Мы оба оттуда.

– Ты и твоя тень из Города Множества Душ?

– В Крассе мы называем их призраками.

Женщина рассмеялась. Ее смех был похож на звук, который могла бы издавать задыхающаяся ворона.

– Это мне нравится. – Еще одна пригоршня порошка, шурша, полетела в огонь. – Так точнее. Слово «тень» смягчает удар; оно похоже на окровавленный меч в богато украшенных ножнах. Какими бы ни были ножны, внутри все равно гребаная сталь, верно? «Тень» делает чудовище почти похожим на человека.

Нилит кивнула, пытаясь решить – мудрая ли эта женщина или просто странная. Ругалась она как пират, это точно.

– Один раз я видела великий город. Правда, только его края.

– Просторы?

– Я видела город, протянувшийся на много миль. Повсюду жучиные фермы. Вдали здания, похожие на горы. Они больше Лестницы. Слишком большие. Слишком, сука, большие.

– Сотни миль улиц и здания оттуда до самого моря, – вставил Фаразар. – Более сотни с востока на запад. Величайший город в мире.

– Ты идешь туда, чтобы его заколдовать? – кивнула женщина на призрака.

Нилит настороженно постучала зубами. Старая карга указала на завернутый труп, припрятанный за камнем недалеко от пещеры – с подветренной стороны.

– Это очевидно, верно? Тело еще не коснулось гребаной воды, так что еще ты можешь с ним делать? Обо мне не беспокойся: я тенями никогда не владела, и не собираюсь.

– Я его заколдую, – ответила Нилит, чувствуя на себе холодный взгляд Фаразара, – в Великом колодце Никса.

Женщина помахала обрубком, обводя им пещеру.

– Ты камни видела?

– Да.

– А что это за камни, знаешь?

– Произведения искусства?

Женщина, ковыляя, подошла поближе, и Нилит пришлось приложить усилия, чтобы рука с кинжалом осталась спокойно лежать на коленях. В глазах старухи вспыхнул темный огонь, словно расплавленная смола. Нилит сделала все, чтобы не отвести взгляд.

– Это могила, девочка. То, что этот мир забыл. Видишь ли, раньше мы проживали нашу жизнь только один раз. С той минуты, когда наши шлюхи-матери выталкивали нас в мир, мы жадно впитывали жизнь, мы вдыхали ее, вцеплялись в нее обеими гребаными руками. – Женщина закатила глаза и посмотрела на свою культю. – Победить в этой борьбе невозможно, но в этом все и дело. Ты знал, что однажды гонка закончится, и это заставляло тебя работать упорнее, прилагать больше усилий, жить, сука, упорнее. Мы обманывали смерть до тех пор, пока она нас не ловила. Раньше люди ценили жизнь. А мы – нет. Теперь ты просто всаживаешь нож в человека, у которого есть то, что тебе нужно. Теперь мы без раздумий берем то, что нам не принадлежит, и оставляем себе то, что мы убили. Нет, мы больше не боремся за жизнь. Теперь мы просто боремся за смерть. За гребаную смерть. Тебе не кажется, что мир уже умер – просто другой смертью?

Нилит вдруг поняла, что выпрямилась и сидит не шевелясь.

– Если честно, то да.

– Вот как? – Еще один хриплый смешок. Еще один косой взгляд на Фаразара. – У меня было три девочки. Три девочки, мать их. Их забрали эти тупоголовые душекрады. Четыре дня вели их по пустыне, по самой жаре. Насиловали, когда выпадала охота, а когда подошли к рынкам душ, хладнокровно убили их в канаве. Но при этом так облажались, что никто не пожелал их купить. Никто, кроме меня, конечно. Я выследила этих кровожадных мудаков и купила моих мертвых дочерей с гребаной скидкой, а затем подожгла лагерь работорговцев и смотрела, как все они горят.

Нилит подумала о том, что одного кинжала, возможно, ей не хватит.

– Даже не представляю себе, как больно тебе было.

– Их монеты теперь в Никсе, и это главное.

– Мне жаль, – ответила Нилит – более искренне, чем рассчитывала. Она    подумала о других матерях,