Лейфу и Ульфрику ту еду и питье, которое у них было. Ей удалось выглядеть спокойно, когда они, глядя снисходительно, произносили фразы, которые она понимала. Впрочем, сообщили они не так много, лишь то, что прибыли для того, чтобы отвезти ее к королю Рагналлу.

— Наш король требует твоего присутствия, — сказал ей Ульфрик. В его темных глазах вспыхнули искры, что, собственно, совсем не заботило Эльфвину.

— И твоего, — кивнул Лейф Торбранду.

— С нетерпением жду встречи с человеком, о котором ходят легенды, — ответила Эльфвина, всем своим видом желая дать понять, что такой поворот в жизни не стал для нее неожиданностью.

Гораздо больше ее тронуло, что на лице Торбранда не было удивления. Значит, он знал о приезде братьев, именно это тревожило его все это время. Проведенные вместе дни были для него лишь отдыхом, дозволением потешиться с пленницей.

«Интересно, преследовал ли он какую иную цель?» — размышляла Эльфвина, уже зная ответ. Внутри зрел стыд. И ужасное ощущение собственной порочности.

На сборы ушло немного времени. Вскоре от дома, пожалуй, первого, к которому она относилась как к своему, который создавала по частичкам, не осталось и следа. Это дало ей понять, что Торбранд не намерен возвращаться сюда.

Она размышляла и удивлялась, в какой момент из всей вереницы дней, когда он творил чудеса с ее телом, она позволила себе забыть не только о том, кем является, но и кем была для него. Вероятно, всему виной то наслаждение, которое они дарили друг другу. Или весна, или та нежность, с которой Торбранд клал ладонь на ее щеку. Во взгляде темных глаз всегда присутствовало искушение. Поцелуи его были прекрасны. Она касалась губами его шрамов поочередно, слушая короткую историю о том, как на его теле осталась эта отметина.

«Поверь, этот человек больше никогда не возьмет в руки топор!» — выкрикивал он в конце, злобно рыча.

Это было для него самым важным, верно?

Эльфвина доверяла ему. И теперь понимала, что излишне.

Возможно, она все же не такая слабая и глупая, какой ощущала себя сейчас, покидая дом, закутываясь в плащ и бросая последний взгляд на долину. Возможно, такой тихой и мирной жизни, как здесь, у нее уже никогда не будет. Жизни с простыми радостями и заботами: стиркой одежды, приготовлением еды и эля, выпечкой хлеба. На обучении ее всем этим вещам настаивала Милдрит, считавшая их обязательными для девочки вне зависимости от того, кем были ее родители. «Ты прежде всего — будущая женщина, дитя мое, — приговаривала она. — Неизвестно, каким будет твое замужество».

Прошло много времени с той поры, когда Эльфвине предоставлялась возможность проверить, хорошо ли она усвоила, чему ее обучали. К тому же это было совсем не похоже на то, каким оказалось на практике, когда ты одна за все ответственна. Удивительно, но ей нравилось такое положение дел. Нельзя сказать, что работа была легкой, вовсе нет. Очень тяжелой. Да и какая работа бывает легкой? И все же простота такой жизни стала для нее приятным открытием. Нечто похожее она надеялась найти в аббатстве. Каждый день виделся ей упорядоченным, размеренным. Совсем не такими они были при дворе матери и до, и после ее кончины. Более глубокую радость дарило ей осознание, что она все делает для Торбранда.

Она позволила себе излишне предаться мечтам. От этого мало проку. Эльфвина перевела дыхание и натянула пониже капюшон. С гор сегодня дул сильный холодный ветер, он бил прямо в лицо, по ощущениям было похоже на пощечину.

Мужчины заперли дом и привели коней.

Эльфвина рассеянно следила за ними, погруженная в свои мысли. Правда заключается в том, что в этом мире нет места, где ей будет хорошо и спокойно. Сложись все так, как она предполагала, и судьба позволила бы ей добраться до аббатства, но могла ли она быть уверена, что обрела бы там покой? Где есть люди, там всегда идет война и борьба. Только она принимает разные формы. И в этом доме они с Торбрандом вели своего рода сражение за победу. Наслаждение не делало его менее напряженным. Торбранд справлялся лучше. Неудивительно, ведь у него больше опыта во всех сферах. Эльфвина принимала с удовольствием каждое мгновение, но это не значит, что одному Торбранду доставались лавры победителя. Это значит лишь, что он более порочный, чем она.

Она и это хорошо понимала. Она все понимала и виновата лишь в том, что позволила себе забыться. Позволила сделать вид, что жизнь может измениться. Ее вина и ее позор.

Торбранд поднял ее и усадил перед собой. Эльфвина подумала, что, возможно, он воспользуется положением и что-то объяснит ей, склонившись к уху, скажет, что нечего бояться, успокоит или даст надежду. К сожалению, ничего этого не произошло.

Трое норманнов пришпорили лошадей и пустили в галоп.

Казалось, прошла целая жизнь с того дня, когда она сама скакала так же рядом с Торбрандом на север. Теперь она гораздо лучше чувствовала и понимала каждое его движение. Прикосновение его бедра к ноге возбуждало. Несмотря на то, что, скорее всего, дорога приближала ее к гибели. И снова страхи и сомнения.

Они ехали несколько часов, сначала по дороге, потом свернули в лес и пробирались узкими тропами. Наконец сбавили темп, и Эльфвина приготовилась увидеть город, которым хотел владеть не только Рагналл. Однако они подъехали к небольшой деревне в долине, очень похожей на ту, в которой провели несколько месяцев.

— Это ведь не Йорвик, верно? — растерянно произнесла она.

— Какой смысл привозить тебя в Йорвик? — прогудел ей на ухо Торбранд. — Тебя ведь могут узнать.

— Боже упаси, — пробормотала она и медленно выдохнула, поняв, что давление его груди от сдавленного смеха приносит ей больше удовольствия, чем следовало. Это не спасет ее от того, что неминуемо должно произойти.

Эльфвине пришла в голову мысль, что стоит побеспокоиться, как ее примут здесь, на севере. Ей ведь неизвестно, как король Торбранда обращается с пленными и рабами. О Рагналле отзывались как о дикаре, иного она не слышала, но все же не стоит забывать, что он обладает властью. Даже если отбросить все, что матушка говорила о людях с севера, которые так долго сражались за возвращение Дублина и за присоединение к своим территориям Йорвика, теперь она думала, что Торбранд едва ли будет служить человеку, по его мнению, недостойному.

Все же она старалась не слишком углубляться в эти думы, чтобы не упасть ненароком в обморок, что не сделало бы чести ни ей, ни мужчинам с ней рядом.

Она