и нет сил завершить. Он должен не предаваться мечтам, а бороться за славу семьи, своего рода. Он много лет назад дал клятву, что будет служить королю верой и правдой.

Но рядом с ним Эльфвина, а не его король. И отказаться от нее он тоже не мог.

Он заставил ее встать, снял платье и панталоны, нагнулся и стянул чулки. Затем уложил ее на шкуры и несколько мгновений смотрел, неотрывно, на россыпь золотых волос, розовые соски, особенно выделяющиеся на фоне темного меха, и треугольник волосиков внизу живота.

Он раздвинул ее ноги и принялся ласкать ее, пить чудесный нектар, он уже знал его вкус — горячий и сладкий мед. Он знал, что сделать, чтобы она выгнулась всем телом и застонала от наслаждения. Он знал, что ей нравится ощущать бедрами его бороду.

Сегодня он не усаживал ее сверху и не брал сзади. Не лег рядом, чтобы закинуть ее ногу на себя. Он ласкал и целовал ее тело, оставив лежать на спине, а затем устроился сверху. Впервые.

Он слышал, как сбилось ее дыхание.

— Но… — прошептала она, широко распахнув глаза.

Он говорил ей, что так она лежала только в первую ночь, когда он позволил дать отдых ее болящим от усталости ногам. Тогда это была милость, сегодня… он сам хотел этого.

Сегодня он хотел видеть ее лицо, каждую отразившуюся на нем эмоцию, он хотел доставить ей удовольствие. Видимо, эта женщина его околдовала, сделала лучше, добрее.

— Ты мне доверяешь? — спросил он.

Эльфвина дрожала, но все же медленно кивнула, сглотнув.

Впервые он был сверху и мог хорошо ее рассматривать. Ее глаза потемнели от удовольствия, когда он перенес на нее часть веса. Он надавил еще больше и увидел, как напряглись соски. Торбранд взял ее за запястья и поднял руки над головой так, чтобы груди оказались на идеальном уровне и чтобы до них можно было дотянуться губами. Какое-то время он просто лежал и ласкал их поочередно, ждал, когда она станет извиваться под ним и стонать. Эти звуки, вырывающиеся, кажется, откуда-то из глубины, сводили его с ума. Однако этой ночью он не желал, чтобы она была возбужденной до предела, будто обезумевшей от желания, как прежде. Он хотел, чтобы она была другой.

Он оперся рукой о землю около ее лица, чтобы удерживать равновесие, резко вошел в нее и замер, не сводя глаз с Эльфвины. И потом, будучи в ловушке ее лона, начал медленно двигаться.

Все, чему он учил ее, страстные схватки, крики, буря чувств, — все осталось в стороне. Сейчас соединение их было тихим, по-настоящему интимным, но это возбуждало не меньше яростной страсти.

Эльфвина обхватила его руками за шею и принялась двигаться в одном с ним ритме. Медленно, неторопливо они познавали друг друга, шли вместе одной дорогой к самому пику.

Позже они сидели у огня, по-прежнему крепко обнявшись, словно не могли расстаться, и ели приготовленное ею рагу.

А потом он опять взял ее на шкурах, любуясь красивыми бликами, которые огонь отбрасывал на ее тело. И оставил член там, где ему было тепло и комфортно, и они отдыхали, закутавшись в шкуры. Он думал, что не только он, оба они заколдованы, происходящее изменило их обоих, они стали новыми людьми, не такими, как прежде.

Утром небо было чистым. И солнце светило так ярко, что снег стал таять, а воздух потеплел.

Ночью он опять был яростным и неистовым, словно от отчаяния.

— Ты не объяснишь мне, что случилось? — тихо спросила Эльфвина поздно ночью. Голос ее был чуть хриплым.

Она села на него сверху, и волосы рассыпались на его груди. Она была его валькирией.

— Ничего. Не важно, — в тон ей ответил Торбранд и вновь взял ее, чтобы доказать это.

Он убедил себя, что это правда. Не важно, что наступит утро, когда появятся Лейф и Ульфрик, и они все вместе поедут к Рагналлу. Раньше его это порадовало бы, он всегда стремился быть рядом с королем, служить ему.

Не важно, что заслуживает Эльфвина, что он должен сделать после всего, что между ними было. Все мечты, проведенные вместе дни, — это лишь от отчаяния. Он дал клятву и сдержит ее.

Глава 10

Такова была судьба, которой Эльфвина боялась.

Брат и кузен Торбранда появились внезапно в одно утро, вроде бы ничем не отличающееся от всех прошедших. Они вошли в дом, который Эльфвина, по глупости, уже начала считать их собственным. Она процеживала брагу, из которой получался эль, так она делала каждый день перед тем, как начать печь хлеб к ужину.

Дверь неожиданно широко распахнулась, впуская поток холодного воздуха, и появился Торбранд, а следом Лейф и Ульфрик. Втроем они заполнили все свободное пространство в комнате.

«О нет», — подумала Эльфвина. Сердце кольнуло. Едва ли они приехали сюда просто их навестить. Особенно учитывая, что родственники Торбранда смотрели на нее с не меньшим подозрением, что несколько недель назад. Их зоркие глаза не упустят ничего, не зря они внимательно оглядывают дом и ее саму. Развешанное для просушки белье, которое она вчера стирала, сложенные на тюфяк шкуры Торбранда. Она сама не прибрана, волосы заплетены в одну косу, чтобы не мешали заниматься делами. Она похожа на неряху.

Эльфвина смутилась, не зная, как поступить. Что с ней? Это стыд? Страх? Скорее, она расстроена, что чужие люди вторглись в их жизнь. Да, она была рабыней этого мужчины, но все не так ужасно, как можно было ожидать.

Слушая разговор на ирландском, из которого она не понимала ни слова, девушка ругала себя за мечты, что жизнь может идти так и дальше, в этом доме с Торбрандом. Ведь ничто здесь не принадлежит ей. Она сама себе не принадлежит. И Торбранд никогда не будет относиться к ней так, как она хотела бы.

Эльфвина резко одернула себя. Все это она хорошо знала, но предпочла забыть. Раб всецело принадлежит хозяину, у него есть только то, что он ему дал, он будет делать то, что хозяин пожелает.

Этот день станет началом и концом одновременно.

И не важно, что ее сердце бьется, кажется, только для одного Торбранда.

Она делала то, что от нее требовали, не обращая внимания на чувства. Она не была глупа и не надеялась, что чувства могут повлиять на разум мужчины. Тем более этих мужчин. Эти норманны украли ее, увезли из Мерсии, чтобы она послужила их собственным целям.

Эльфвина вела себя тихо, предложила