Мужчины постоянно курили. Кто уставал сидеть,тот вставал и начинал мерить коридор шагами. Шло время, а за дверьюоперационной решалась судьба человека, за которого мы все так искреннепереживали. Я совсем случайно попала в криминальный мир. Я лишь только слышалао нем, смотрела фильмы и читала в газетах. А теперь столкнулась с ним реально.И признаться честно, я почувствовала себя в нем неуютно и поняла, что этосовсем не мой мир и что с этим миром у меня ничего не может быть общего.НИЧЕГО. Я хотела совсем в другой мир, где вполне земные проблемы, где убиваюттолько в газетах и на экранах телевизора, где все более-менее понятно, гдесовсем не нужно бояться и думать, что мы все ходим под одной пулей. Я слушаларассказы мужчин о том, что в прошлом месяце какому-то Дику из так называемойнашей группировки заминировали машину, но он чудом выжил. Ему просто оторвалоногу. Что теперь он находится на лечении, но когда он немного оклемается, товсе равно не отойдет от дел и будет продолжать их даже на одной ноге, потомучто он не инвалид и не позволит, чтобы его кто-то так называл. Он просто пацан,который пострадал за правое дело. Мне было как-то не по себе оттого, чтонекоторые мужчины, которым было уже под сорок, называли себя пацанами, необращая внимания на свой возраст и наличие уже взрослых детей. Мужчины бурнообсуждали, кто взорвал Дика и заказал Руслана, строили свои версии, клялисьотомстить, а я внимательно их слушала и ощущала огромное желание навсегдавырваться из этого чужого мне мира с наименьшими потерями.

— А деваха-то молодец, пальбу устроила, —сказал один из ребят Черепу и указал на меня. — Говорят, что она взяла пистолети выпалила целую обойму во все, что шевелится. Отчаянная девица. Наша порода.Это правда?

— Правда, только она мне слишком дорогостоила. Из-за этой правды мне было очень тяжело вытащить ее оттуда, куда онапопала. На вид — такой божий одуванчик. Кто бы мог подумать, что этот одуванчикможет учинить такой беспредел.

— Так ее можно на стрелки брать, если онабеспредельщица. На разборках ей просто цены не будет. Эта безбашенная девчонкабудет решать все проблемы, а мы будем прокатывать следом за ней, — попыталсяпошутить парень, стоящий у лифта, но его шутка показалась совсем неуместной идаже несмешной.

— Заткнись, — бросил ему Череп и посмотрел начасы. — Сейчас не время и не место для шуток. Ладно, я смотрю, что вся этапроцедура еще неизвестно на сколько затянется. Уже четыре часа прошло. Мне надопо делам отъехать. Половина ребят тоже отъедет по делам, а то у нас все делаостановились, а другая половина останется здесь.

Я подняла заплаканные глаза, посмотрела наЧерепа и тихо спросила:

— А можно я тоже останусь?

— Оставайся. — Череп посмотрел на одного из ребяти произнес властным голосом:

— Дима, когда уже все будет ясно, привезешьдевушку ко мне. У меня к ней разговор.

— Хорошо, шеф.

Череп перевел взгляд на меня и как бы междуделом сказал:

— Ты все поняла?

— Все.

— Вот и замечательно. Смотри мне, большеникакой самодеятельности.

Когда Череп уехал, я облокотилась о стену,закрыла глаза и подумала о том, что если Руслан не выживет, то я тут жеоткажусь работать с Черепом, потому что в лице Руслана у меня был надежныйзащитник и я всегда знала, что любые проблемы будет решать он сам, а я так,сбоку припека. Я могу совершать любые поступки, но только если они будутпроисходить за его спиной. Работать с Черепом один на один у меня не было нисил, ни желания. Я прекрасно понимала, какие могут быть последствия, и нехотела идти на необдуманный риск.

Чуть позже я сама устыдилась своих мыслей,потому что Руслан еще жив, а я его уже хороню. И я стала прокручивать ситуациюс тем, если Руслан останется жив. Перенеся подобный кошмар, он будет искать вомне любовь и утешение, а это значит, что теперь я должна быть с ним рядом,точно так же, как была в самую страшную трагедию его жизни. Для меня он друг.Близкий, надежный друг, в котором я так нуждаюсь. И все же в мои планы не входитсовместная жизнь с Русланом, и даже после всего, что случилось, этого просто неможет быть.

— Даже если выживет, инвалидом останется, —принялись говорить между собой мужчины.

— Почему ты думаешь, что инвалидом?

— Говорят, ранение очень тяжелое.

— Ничего. Главное, чтобы выжил, а дальше —дело техники. В санаторий пошлем нормальный, денег дадим лучшим специалистам.На ноги поставим. Будет как новенький. Тем более у него такая подружка, озорнаябеспредельщица. Если она такой беспредел посреди города учинила, то явно будетза ним ухаживать и поможет нам его на ноги поставить.

— Как тебя зовут? — обратился ко мне тот,которого звали Димой.

— Вероника, — тихо ответила я.

— Вероника, если врачи Руслана вытащат, то онна твоей совести.

— В смысле?

— В смысле того, что ты от него не откажешься:будешь с ним и в радости, и в горести. Надо будет — будешь сиделкой. Ты же непадлюга, чтобы бросать человека в трудную минуту. Будешь поднимать его боевойдух. А там свадебку сыграем, чтобы Руслан себя ни в чем ущербным не чувствовал.Верно?

— Верно, — еще тише ответила я и отвела глазав сторону.

Оставшиеся ребята разговаривали между собойвполголоса, но я хорошо слышала то, о чем они говорили. Они говорили о том, чтоРуслан очень сильный, что он обязательно выкарабкается и что если он не умерсразу, то уже не умрет.

А затем… Из операционной вышел врач с оченьмрачным видом. Он был ужасно измотанный и побледневший от дикой усталости. Мыбросились ему навстречу. Но он только развел руками и глухо сказал, что вуспехе операции все были уверены на сто процентов. Мол, организм сильный ипомогал бороться за жизнь как мог. Но неожиданно остановилось сердце. И как нипытались они заставить его заработать, ничто не помогло…

ОДНА ИЗ ЗАПИСЕЙ В ДНЕВНИКЕ: