людей. Мы с Кирсановым смотрелись великанами в царстве гномов. Не знаю, был ли кто-то на базе дивизии сильнее меня, но я неизменно выигрывал все соревнования, требующие приложения физической силы, даже не напрягаясь. Когда мы стали ходить в боевые вылеты, на меня вешали все самое тяжелое. Юля, очевидно, больше наследовала от людей, поскольку она была выше и сильнее подавляющего большинства женщин-полукровок и тяжелее примерно на десять-пятнадцать килограммов. Это отличие сделало её заметной и мы не удивились, когда её быстро подняли до старшего офицера. Теперь она командовала батальоном. В ней от природы было что-то, что заставляло других людей слушаться её. И она отлично справлялась со своими обязанностями, главным образом потому, что её очень уважали за всегдашнюю доброту, простоту в общении и справедливое отношение ко всем.

На седьмой месяц старшим офицером, заместителем командира батальона, стал Кирсанов, но здесь не было ничего удивительного, он подружился со всеми офицерами ещё с первых дней пребывания на базе. Просто он был такой сам по себе, харизматичный, умный, общительный, к тому же, образованный, что вообще было редкостью, а ещё он прекрасно умел разбираться в людях. Его сложно было не заметить. Кто-кто, а Кирсанов был личностью.

Мы много летали по Галактике, из системы в систему. Миры Таррагоны потрясли меня своей роскошью и богатством, величием городов, дворцов и капищ из белого камня, выложенных золотом и драгоценными камнями. Империя была настолько богата, что в иных мирах золото буквально валялось под ногами. Что уж говорить о столице, центре Империи и о самой системе Таррагона, сердце всей Вселенной, где само небо было золотым и не гасло, ни днём, ни ночью, и где восседал на Троне Валлана Бессмертного, во Дворце Девяти Звёзд, сам Бог-Император, Агата Эрраон XXIV.

Мне повезло познакомиться с культурой Таррагоны в мирах сектора Оукогоном. Это был один из самых богатых и старинных регионов. Мы бывали на разных планетах сектора и могли наблюдать срез культурных традиций времён Расцвета, которые не менялись здесь веками. Это была та самая, истинная, древняя красота Таррагоны, воспетая тысячью песен в легендарном сборнике поэта, жившего в эпоху Расцвета, который назывался «Золотой песок или Тысяча видений».

Больше всего меня поразило устройство общества. Граждане Империи называли себя истинными «эллигумбрами» или «эллигуумами» (эквивалент понятию «человек»), и это право передавалось по наследству, оставаясь с человеком всегда по праву рождения. Все остальные были рабами по определению. Гражданское сословие было немногочисленным, по сравнению с обществом рабов, они не работали, а только пользовались всеми благами мира и жили в своё удовольствие. Рабы же, хоть и именовались такими, по большей части, жили так же, как и «истинные эллигумбры», хотя и должны были ходить на работу, или служить своим хозяевам, но могли зарабатывать, становиться богатыми, покупать все, что хотели, кроме свободы перемещения и права голоса. В провинции ситуация сложилась несколько иначе, и там рабство приобретало страшные формы. Особенно в некоторых отдаленных мирах, где не было ничего, кроме предприятий по добыче полезных ископаемых.

Я не видел культуры разных народов Земли и мне не с чем было сравнить Таррагону. Но мне казалось, что таких дворцов, таких красивых и высоких зданий, улиц, мостов и набережных нет ни в одном городе Земли. Города сиксфингов, в большинстве своём (особенно в центральном регионе или административных центрах), были очень древними, и каждый камень мощённых гранитом мостовых хранил в себе память о минувших тысячелетиях. Империя росла и процветала на протяжении десятков веков, лишь изредка сотрясаемая локальными войнами и революциями в отдельных районах. Богатства её росли и множились, достигали расцвета искусства и ремёсла, развивались, не находя себе пределов, науки и технологии. Таррагона была похожа на сверкающую, бездонную шкатулку, полную удивительных сокровищ, в которую можно глядеть до бесконечности, вечно любуясь её чудесами и тайнами.

Кирсанову вскоре стали предлагать подписать согласие на офицерскую учебку высшего командного состава и он думал над этим. Все понимали, что он может построить блестящую карьеру в Вооруженных Силах. Впрочем, как и я. Мне тоже пришло такое письмо, но я не хотел расставаться с Юлей. Однако, мы понимали, что это прекрасная возможность осуществить наш план. Три года учебки, а затем можно будет попроситься на Каррэвен, якобы для того, чтобы испытать себя в самой горячей точке. Решение нельзя было откладывать, но мы почему-то тянули…

Александр тосковал по дому, он как будто утратил жизненные ориентиры и его безмерно угнетала невозможность воссоединиться со своей семьей. От Димы никаких вестей мы пока не получали.

В общем, жизнь моя, и моих друзей, вошла в какое-то относительно ровное русло, мы сумели войти с ней в гармонию и со многим смириться, а срок службы нашей, тем временем, медленно но верно приближался к концу.

За пару месяцев до нашей демобилизации, сектор Оукогоном потрясло страшное событие. На Каррэвене вновь произошла стычка между Патрульным Корпусом и радикалами-карианами из резерваций. Толи полицейские проявили излишнюю жестокость, толи кариане вконец устали от бесконечного угнетения, только за какие-то часы, локальный бунт превратился в настоящее восстание, охватившее всю планету. и такого масштаба оно еще никогда не достигало. Кариане сумели захватить инфраструктуру и планета оказалась под их контролем.

Мы узнали из инструктажа, что Каррэвен – новая колония, открытая сорок лет назад, типичная планета класса А1, и, ввиду того, что на ней не было ни одного населенного пункта сиксфингов, её сразу стали использовать, как резервацию для полукровок, которых двадцать с лишним лет назад было относительно немного.

Нам сказали, что дело плёвое, дивизию раскидают по планете, блокируют и отрежут друг от друга важнейшие узлы, отрубят инфраструктуру, сбросят бомбы на резервации и дело с концом, сопротивление вшивых полукровок задохнётся.

Ничего о самом Каррэвене я не знал, пока не открылись борта десантных шаттлов, и нам не ослепило глаза ярким солнечным светом. Я увидел песок, пальмы и пенистое, синее море. Сразу стало жарко, и нестерпимо захотелось снять тяжеленную сбрую и ринуться в прохладное море. Мы не верили своим глазам. Оказаться на этом курорте после мрачного, негостеприимного, вечно дождливого Омаука было настоящим чудом. Продравшись через джунгли, мы окружили захваченное поселение, предложили полукровкам сдаться, разговаривая через громкоговорители, послушав их молчание закидали посёлок газовыми гранатами и вошли, не встречая сопротивления. Все восставшие были вооружены захваченным у охраны резерваций оружием, очень плохо одеты, худы и вообще на вид совершенно беспомощны. На закате администрация была освобождена.

Каррэвен, как и Омаук, был весь покрыт океаном, но на нем не было