— Ну вот, хоть какая-то польза. На парня из шестой роты похоронку пошлем, а фриц из той же дивизии, что и раньше стояла. Выходит, что новых частей нет, так?

— Вам виднее. Я не разведчик.

— Движение какое-нибудь заметно?

— Как обычно.

— Значит, не суетятся фрицы?

— Они вообще редко суетятся.

— Умный, — буркнул капитан. — Завтра опять будешь наблюдать?

Я хотел ответить, что после четырнадцати часов, проведенных на нейтралке, завтра полагается отдых. Но, видя, как раздражен Морозов, медленно и раздельно произнес:

— Завтра буду стрелять. А сейчас пойду сушить обувь и одежду.

— Только не надо на жалость давить. У меня люди из окопов сутками не вылезают. Иди, сушись. Кашлять начнешь, не дай бог.

Землянка, где мы обосновались с Саней Вагановым, считалась вроде ничейной. Раньше здесь располагались артиллеристы, сейчас, кроме нас, ночевали трое-четверо ездовых и два посыльных. Ездовые, мужики в возрасте, варили на печке пшенную кашу. Саня Ваганов, оказавшийся расторопным парнем, дал мне старую гимнастерку и пару заношенного, но чистого белья.

Обед-ужин состоял из жидкой похлебки, правда, горячей и ломтя хлеба. Ездовые поделились с нами кашей, остро пахнущей бараньим жиром. Проголодавшись за день, с удовольствием поел, забрался на земляную лежанку, присыпанную соломой, и закурил самокрутку. От нескольких затяжек опьянел, жизнь уже не казалась такой противной. Саня настаивал, чтобы завтра я обязательно взял его с собой.

— Чего опять без дела целый день слоняться буду?

Было жаль парня. Завтра придется вести огонь, укрытия слабоваты. К чему подставлять под пули или мины еще одного человека? Пусть денек побудет в безопасности, а там посмотрим. Если живым выползу… С серьезным видом дал ему задание изучить участок обороны, правее того места, где я вел наблюдение.

— Изучать с нейтралки? — уточнил Саня.

— Ни в коем случае. Наблюдай из ротной траншеи.

— Что я там за семьсот метров увижу?

— Что-то увидишь. Главное, запоминай, вечером доложишь.

На следующий день я сделал свой первый выстрел на новом месте. Подкараулил сапера, который вылез из траншеи. Выстрел за четыреста метров оказался не совсем точным, сапер сумел уползти, а немцы с полчаса вели беспорядочный огонь. Я снова отсиживался в воронке, где вырыл нишу, чтобы не черпать одеждой воду.

Затем стал брать с собой Ваганова, но вести огонь ему запретил. За неделю с разных позиций подстрелил еще двух немцев. На очередном докладе комбату настойчиво попросил снайперскую винтовку, а если можно, то две. Морозов куда-то звонил, переговорил с начальником артвооружения полка, и вскоре нам выделили две трехлинейки с оптическими прицелами.

На целый день ушли вместе с напарником в степь и пристреляли обе винтовки. После того как появились результаты, разговаривать с Морозовым стало легче. Я добился, что боевые дежурства мы будем нести через день. Каждый раз приходили насквозь мокрые, снег уже таял вовсю, приходилось долго сушить одежду.

Я постепенно привык к новому месту. Хотя здесь почти не росли деревья, обнаружилось достаточно уголков для укрытия. Под растаявшим снегом оказались несколько окопов и даже обваленный блиндаж, куда можно было втиснуться в случае обстрела. Мы углубили окопы, вырыли щели для укрытия. С оптикой уже не было необходимости выползать далеко на нейтралку, я вел огонь с пятисот-шестисот метров. Наученный печальным опытом на Дону, не делал больше двух выстрелов. До поры мы благополучно уходили или пережидали ответный огонь в окопах, замаскированных сверху ветками.

Привык я и к соседству мертвых, хотя с наступлением тепла вонь стояла невыносимая. Так прошли недели три. Счет уничтоженных врагов вел заново, правда, здесь не требовали многочисленных подтверждений. Морозов верил на слово. Когда счет перевалил за десяток, о существовании в полку снайперов узнал начштаба и даже вызвал меня на беседу. Сказал, что снайперское движение приветствуется командованием, и предложил обучить несколько стрелков. Я согласился, потому что мы с Вагановым на позициях батальона уже примелькались. Правда, в целесообразности такой учебы сомневался. Роты были крепко прорежены во время зимнего наступления, людей не хватало, снайперские винтовки отсутствовали. Кроме того, я знал, что командиры не отдадут опытных бойцов, а учить новобранцев дело долгое и вряд ли выполнимое в условиях нестабильности фронта.

Вопрос об учебе как-то быстро сошел на нет. У начальника штаба имелось много других дел, и, кроме того, прибыли два снайпера, окончившие специальную школу Подготовили приказ о формировании снайперского отделения, но сразу возник вопрос, кому его возглавлять. Один из вновь прибывших, Олег Будько, имел, как и я, звание старшего сержанта, немного воевал. По его словам, имел на счету пять или шесть уничтоженных немцев.

Будько оказался парнем честолюбивым. Заявил, что подчиняться мне не намерен. Воинские звания у нас равные, он шесть месяцев учился, ну а я вроде недоучка. В снайперском деле вопросы подчинения носят второстепенный характер. Это не пехотный взвод, которым надо командовать. Мы ведем охоту поодиночке или парами. Конечно, хорошо, когда имеется опытный наставник вроде Ангары, но раз его нет, то и подминать друг друга ни к чему.

Командиром отделения все же назначили меня. Я поговорил с Будько. Видя, что он болезненно переживает мое назначение, пообещал не влезать в его дела, а лишь вести карточки снайперского учета. Учет он тоже хотел вести сам, но пришлось подчиниться. Старший сержант был неплохим парнем, но ему не давала покоя слава наших знаменитых снайперов. Успешно закончив школу, имевший до войны спортивный разряд по стрельбе, Будько был уверен в себе и рвался побыстрее увеличить счет. К сожалению, нормального разговора с Олегом не получилось. Когда я напомнил об осторожности и сообщил о потерях нашего отделения на Дону, он воспринял это по-своему.

— Не надо пугать! Я тоже повоевал, не новичок.

Где и как он воевал, Будько не рассказывал. Судя по его поведению, фронта он еще толком не нюхал. Я не хотел обострять отношения лишними вопросами. Понял, что любые слова будут бесполезны. Лишь попросил его:

— Не лезь на рожон. Не себя, так напарника побереги.

— Отсиживаться не собираюсь. Нас не этому в школе учили.

Откровенно говоря, было любопытно узнать, чему учат полгода будущих снайперов, однако даже простого разговора не получилось. Олег отвечал односложно и всячески искал в вопросах подвох.

После создания отделения мой статус несколько повысился. Мы как бы подчинялись штабу полка, расширялась зона охоты, и комбат Морозов не дергал нас с Вагановым по каждому пустяку. Уже месяц мы действовали более-менее благополучно, увеличивая счет уничтоженных фрицев. Хотя ситуации возникали всякие. Однажды нас крепко прижали. На участке первого батальона сняли с Вагановым немецкого офицера-наблюдателя. От щели для укрытия нас отсекли пулеметным огнем, пришлось отползти в ложбину, где на склоне имелись старые, наполовину замытые талой водой окопы.