Повертел в руках пистолет ТТ и сунул в карман. Набил патронами опустевшую магазинную коробку винтовки. Обоймы целиком не вставлялись, мешал оптический прицел. Несколько раз выстрелил и оглянулся в сторону противотанковой «сорокапятки». С расстояния менее четырехсот метров по ней били два пулемета. Подносчик, тащивший на коленях ящик со снарядами, упал и закрыл голову ладонями. Еще один артиллерист лежал возле станины.

Вот когда я понял поговорку «сорокапятчиков»: «Ствол длинный, а жизнь короткая». Пушка вела огонь, по артиллерийским меркам, почти в упор. При высокой точности наводки и хорошей скорострельности она неплохо поддерживала пехоту. Но сосредоточенный огонь пулеметов на моих глазах уничтожал расчет. Пули огненными брызгами разбивались о щит. Свалился один, за ним второй артиллерист, оба получили тяжелые ранения и пытались отползти.

Командир орудия и наводчик продолжали вести огонь. Поднялся с ящиком подносчик и стал подавать снаряды. Брызнули щепки, однако от пуль снаряды детонировали редко. Я ловил в прицел пулеметчиков, их хорошо освещало солнце. Один из пулеметов, чешская «зброевка», с массивным кожухом, замолк. Ствол задрался вверх. Второй продолжал молотить. Загоняя в ствол очередной патрон, увидел, что подносчик тоже лежит. Затем посыпались мины. Командир орудия что-то сказал наводчику, они, пригибаясь, бросились к ближайшей воронке. Пушку встряхнуло взрывом, еще один взрыв оторвал колесо. Мины продолжали сыпаться. В мою сторону бежал пулеметчик с «Дегтяревым» наперевес, следом выскочили из воронки оба артиллериста. Меня схватил за руку пехотинец с перебитой голенью:

— Убьют… бежим отсюда.

Вытащить раненого я не смог, оказался слишком тяжелым. Помог один из бронебойщиков. Вся группа сбегалась под прикрытие массивного корпуса бомбардировщика Пе-2. Конечно, пули пробивали дюралий насквозь, но это была хоть какая-то защита. Нас собралось здесь человек десять. Командира орудия пытались перебинтовать, но мины загнали всех в щель между корпусом самолета и землей.

Левое крыло с обгоревшим четырехметровым двигателем было подломлено и тоже защищало от осколков. Мины взрывались вокруг самолета. Те, которые попадали в корпус, разбрасывали в стороны куски обшивки. Удар сверху проломил дыру в крыле, осколки врезались в землю возле самых ног. Я успел откатиться, пулеметчик с руганью схватился за ботинок.

— Достали, сволочи!

С нашей стороны тоже открыли огонь минометы, судя по звуку, тяжелые, полковые. Ухающие взрывы сотрясали землю. Немцы оставили Пе-2 в покое, а пулеметчик продолжал материться:

— Опомнились, мать иху так… Старшой, глянь, что с ногой.

Я стащил ботинок, размотал обмотки. Два небольших продолговатых осколка торчали из кожи.

— Сейчас вытащу, терпи.

— Терплю.

Один осколок выдернулся легко, второй не поддавался, скользил в пальцах, мокрых от крови. На помощь пришел Саня Ваганов.

— Дай-ка, зубами попробую.

— Ты че, — извиваясь от боли, пулеметчик убрал ногу подальше.

— Не бойся. У меня зубы, как клещи.

Саня действительно очень ловко выдернул небольшой изогнутый осколок. Выплюнул на ладонь и передал пулеметчику.

— Держи. На память.

Дезинфицировать раны было нечем.

— Мочой, — предложил напарник — У нас фельдшер в деревне всегда говорил, мол, поссыте на рану, пройдет, как на собаке.

— Что, йод жалел?

— Нет, когда выпивши бывал. А пил он, не просыхая.

Перевязали пулеметчика, затем командира орудия, старшего сержанта. Зажигательная пуля пробила руку чуть ниже плечевого сустава, вышло много крови, сильно обожгло края раны. Тяжелее всех приходилось парнишке-пехотинцу с перебитой ногой. Его и пулеметчика с оторванными пальцами следовало срочно отправлять в тыл, но еще в течение часа мы не могли даже высунуться. Понемногу под защиту самолета сползались с нейтралки уцелевшие бойцы. Появился санинструктор, который, осмотрев тяжело раненных, заявил, что их надо срочно эвакуировать. Это мы знали и без него. Солдаты, еще не верившие, что уцелели и получили хоть какую-то передышку, сворачивали самокрутки, а инструктору посоветовали матом:

— Сам тащи, ты с нами в атаки не ходил.

Отыскался и санитар. Им обоим показали на парнишку с перебитой ногой и белым от потери крови лицом.

— Чего смотрите? Несите в тыл.

Вокруг не оказалось ни одного офицера. Солдаты с нескрываемой злостью смотрели на санинструктора и санитара, будто они являлись виновниками неудачной атаки и многочисленных жертв. В любой момент кто-то мог нажать на спусковой крючок. Я впервые стал свидетелем не то что самосуда, а жесткого решения, принятого без всяких командиров. Санинструктор вместе с санитаром молча погрузили пехотинца на плащпалатку и довольно быстро потащили по траве. Один из бойцов, в телогрейке без знаков различия, подсказал парню с оторванными пальцами:

— Ты, сынок, если силенки имеются, ползи потихоньку следом. Помощи вряд ли дождемся

— Попробую…

— Навоевались. Опять фриц нам ряшку намыл, — проговорил солдат в телогрейке.

Снял ее. Гимнастерка с двумя нашивками за ранения насквозь промокла от пота.

— Всего сотню метров полз, — не спеша объяснял он, как из воды вылез. — Нас трое отползали. Одного убили, второй в воронке спрятался, а я вот сюда добрался.

На правом фланге где-то впереди шла стрельба. Предположили, что третий батальон, усиленный отдельной ротой автоматчиков, все же прорвал немецкую оборону. Вскоре появился ротный Чапаев с несколькими бойцами. Сначала покурил вместе со всеми, потом приказал рыть щели для укрытия. Довольные тем, что не гонят снова в атаку, солдаты принялись дружно ковырять землю. Лейтенант долго осматривал в бинокль передовую, затем подтвердил нашу догадку:

— Третий батальон вперед вырвался.

— И нам, что ли, теперь вперед? — настороженно спросили его.

— Погодим пока. Ройте веселее, немец без дела не любит сидеть. Скоро мины начнет бросать.

Поговорил со мной. Рассказал, что в роте погибли два командира взводов, а третий куда-то пропал. Может, раненый лежит. Оказывается, что до траншей оставалось метров сто, но огонь велся настолько плотный, что людей скашивало целыми отделениями. Особенно пострадали молодые, из вновь прибывших, которые бестолково заметались и в большинстве погибли.

— Вы хоть нас поддерживали? — спросил он.

— Делали, что могли, — ответил я. — У фрица пулеметы из укрытий бьют. Позавчера один бронеколпак имелся, а сегодня уже три стало. И все три после артиллерийской подготовки уцелели.

— В тот, который слева, снаряд угодил, — рассказывал один из солдат. — Тех, кто внутри, хорошо глушануло. Немцы два тела вытащили. Новых посадили, и пулемет опять заработал.

— Как там Фельдман? — спросил я Чапаева.