Берг напоминает Молчалина: у того два качества – умеренность и аккуратность, этот в свою очередь, «во время похода получив роту, успел своею исполнительностью и аккуратностью заслужить доверие начальства». (Курсив мой. – Н. Д.) Действительно, Молчалин и Берг – одного толка чиновники. Но люди они разные, и, может быть, Берг сложнее.

Мы ещё не знакомы с ним, когда слышим впервые его имя, – Наташа, «разгорячась», говорит Вере:

«– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем… Ты кокетничай с Бергом сколько хочешь…»

Уже то, что с Бергом кокетничает Вера – красивая, холодная, спокойная Вера, всегда говорящая неприятные вещи, так непохожая на остальных Ростовых, – уже одно это настораживает.

Но вот и он сам – «свежий, розовый… безупречно вымытый, застёгнутый и причёсанный» – сидит в кабинете старого графа Ростова и «розовыми губами» выпускает дымок «из красивого рта».

Берг неприятен нам сразу, как неприятен Толстому, и он не изменится; с первых страниц до последних он останется тем же аккуратным, рассудительным, чисто вымытым розовым офицером; только чины его будут меняться.

«Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, когда говорили о чём-нибудь, не имеющем прямого к нему отношения… Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием».

Все его рассказы – это рассуждения вслух о своей выгоде: «Будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать…», «Я, знаете, граф, не хвалясь, могу сказать, что я приказы по полку наизусть знаю… Поэтому, граф, у меня по роте упущений не бывает. Вот моя совесть и спокойна».

Бергу выгодно не только получать двести тридцать рублей, но и быть честным. Он заботится не только о повышении в чине, но и о спокойной совести. Он по-своему патриот: встретившись с Ростовым на войне, «надел чистейший, без пятнышка и соринки, сюртучок, взбил перед зеркалом височки кверху, как носил Александр Павлович, и… с приятной улыбкой вышел из комнаты». (Курсив мой. – Н. Д.) Его патриотизм – в подражании и преданности царю.

У него тоже есть свой нравственный идеал: «В нашей породе фон Бергов, граф, все были рыцари…» Согласно этому нравственному идеалу, он и совершил «подвиг» при Аустерлице: взял шпагу в левую руку и пошёл вперёд. Ему было страшно, но он преодолел страх. Он имел право уйти с поля боя, но не ушёл, остался…

Зато уж потом он выжмет из своего «рыцарского» поведения всё, что возможно.

Это не грубый расчёт, нет. Это такой самоуверенный эгоизм, что можно было бы ему удивляться, если бы он редко встречался в людях. Но, к сожалению, он встречается не так уж редко.

Берг не просто расчётлив, эгоистичен, скуп – он твёрдо убеждён, что иначе жить нельзя; поэтому ему н е  с т ы д н о рассказывать о том, как переводом в гвардию он уже выиграл чин перед своими товарищами по корпусу, как в военное время ротного командира могут убить, и он, оставшись старшим в роте, может очень легко быть ротным…

Это напоминает уже не Молчалина, а Скалозуба: «Довольно счастлив я в товарищах моих; вакансии как раз открыты: то старших выключат иных; иные, смотришь, перебиты…» Но Скалозуб – тупой полуграмотный солдафон, а Берг – милый, учтивый, аккуратный…

Для графини Веры Ростовой Берг вовсе не блестящая партия. Несколько лет назад его предложение, несомненно, было бы отклонено, да и он сам, четыре года назад показав Веру своему товарищу и сказав: «Она будет моею. Женою», – не торопился делать предложение. Он был безвестный дворянин из обрусевших немцев; она – девушка из богатой и знатной семьи. Но Берг терпелив – он ждал четыре года, и за это время многое изменилось: «…дела Ростовых были очень расстроены… а главное, Вере было двадцать четыре года, она выезжала везде, и, несмотря на то, что она несомненно была хороша и рассудительна, до сих пор никто никогда ей не сделал предложения».

Граф Илья Андреевич объясняет Верину непохожесть на всю свою семью тем, что «графинюшка мудрила» со старшей дочерью. Мало вероятно, чтобы любящая мать могла так много «намудрить». Ростовы, живущие открыто, по-старинному, не задумываясь, просто не заметили, как их старшая девочка становилась всё холоднее и эгоистичнее по мере того, как появлялись новые дети и требовали своей доли материнских забот. Конечно, её баловали, как баловали и Николая, и Наташу, и Петю, – но те трое любили друг друга, учились у отца быть добрыми и думать не только о себе. Рядом с ними росли Соня и Борис, нуждавшиеся в душевном тепле… Вера же с детства поняла, что ей мешают остальные дети, что они лишние; недаром она делает выговор Николаю за взятую у неё чернильницу; недаром возмущается «секретами» Наташи и Сони; все они её раздражают; у неё одна забота – о себе.

Берг правильно выбрал себе жену и правильно рассчитал время, когда сделать предложение. К 1809 году он уже не тот безвестный офицер, который сидел в кабинете графа Ростова в 1805 году.

«Берг недаром показывал всем свою раненую в Аустерлицком сражении правую руку и держал совершенно ненужную шпагу в левой. Он так упорно и с такой значительностью рассказывал всем это событие, что все поверили в целесообразность и достоинство этого поступка, – и Берг получил за Аустерлиц две награды».

Ещё две награды он получил за то, что в Финляндской войне «поднял осколок гранаты, которым был убит адъютант подле главнокомандующего, и поднёс начальнику этот осколок».

Самое поразительное, что, упорно повторяя рассказы об этих своих подвигах, Берг вовсе не думает о карьере: он любит себя и убеждён, что каждый его поступок значителен и важен другим людям, что всем интересно знать, как он отличился. В результате в «1809-м году он был капитан гвардии с орденами и занимал в Петербурге какие-то особенные выгодные места».

И женился он вовсе не по расчёту. Вера давно произвела на него впечатление. Ещё в 1805 году он «с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное», и верил тому, что говорил. Вера – та жена, какая ему нужна, «прекрасная, почтенная девушка… Вот другая её сестра – одной фамилии, а совсем другое, и неприятный характер, и ума нет того, и эдакое, знаете?.. Неприятно…»