Всё, что он говорит дальше, так же безобразно, как: «Я было и забыл». Он понимает, что ведёт себя постыдно, но уже не может изменить свой тон. Краснея, «с глупой, небрежной улыбкой, которую он долго потом не мог себе простить», развязным тоном Николай произносит:

«– Что же делать! С кем это не случалось!»

В душе он считает себя «негодяем, подлецом, который целою жизнью не мог искупить своего преступления. Ему хотелось бы целовать руки своего отца, на коленях просить его прощения…»

Вы помните конец этой сцены? «Николай готовился на отпор», но отпора не было. Старый граф едва не умер, услышав про сорок три тысячи, но и здесь он остался собой.

«– Да, да, – проговорил он, – трудно, я боюсь, трудно достать… с кем не бывало! да, с кем не бывало…»

Можно не любить Николая за многое, но здесь, в этой сцене, жалеешь и любишь его.

«– Папенька! па…пенька! – закричал он ему вслед, рыдая, – простите меня! – И, схватив руку отца, он прижался к ней губами и заплакал».

Вернувшись в полк, Ростов «решил, что он в пять лет заплатит этот долг родителям». Может быть, это первое по-настоящему взрослое его решение; и он выполнит его, но жизнь пошлёт его неискушённому уму новое испытание: случится беда с Денисовым.

Николай честный человек, мы много раз убеждались в этом. Он преодолел в себе трусость; он презирал себя, когда расхвастался у Бориса; он не только мучительно пережил свой проигрыш, но и нашел выход – ограничить себя во всём и вернуть долг родителям.

Да, он честен. Но оказывается, что быть только честным – мало, надо ещё уметь размышлять и рассуждать, и делать выводы, а этого-то не умеет и потому не любит Николай.

Как честный человек он бросается на помощь другу: едет к Денисову в госпиталь и оттуда отправляется в Тильзит искать царя, чтобы просить его помиловать Денисова.

Колесо истории тем временем резко повернулось. Проиграв французам сражение при Фридланде, Александр I понял, что воевать с Наполеоном ему не под силу, и решился на дружбу с ним. Наполеону тоже была выгодна передышка. Оба императора встретились в Тильзите, имели долгую беседу, после которой объявили себя друзьями. Вчерашний враг императора Александра и рода человеческого, узурпатор, посланец дьявола Бонапарте сегодня стал царственным братом, императором Наполеоном. Борис Друбецкой, конечно, с лёгкостью принял эту перемену: в его доме уже собираются французские офицеры, пьют и веселятся – он считает это естественным.

Но Николай Ростов, приехавший к Борису поздно вечером, переполненный впечатлениями госпиталя, где никто не лечит живых и не убирает мёртвых, озлобленный и огорчённый делом Денисова, – Николай с его природной честностью не может смотреть на французов без враждебности. В эту встречу окончательно стало ясно, что Борис с Николаем разошлись навсегда и что рассчитывать на помощь Бориса в деле Денисова безнадёжно. Оставалось одно: прорываться к царю. Случай помог – письмо удалось передать. Николай видел своими глазами, как появился царь, слышал своими ушами, как он ответил передавшему письмо генералу: «Не могу, генерал, и потому не могу, что закон сильнее меня…»

Казалось бы, Николай, убеждённый в правоте Денисова, знающий, кто такой Телянин, должен возмутиться против всякого, кто не захочет восстановить справедливость. Но… «чувство восторга и любви к государю с прежнею силою воскресло в душе Ростова», и, когда царь «поехал галопом по улице, Ростов, не помня себя от восторга, с толпою побежал за ним».

Сейчас начнётся торжественная церемония – демонстрация дружбы двух великих императоров.

Ещё вчера стрелявшие друг в друга солдаты сегодня должны, по мнению своих повелителей, чуть ли не брататься и уж во всяком случае мгновенно почувствовать себя союзниками. Пароль назначается в один день: «Наполеон, Франция, храбрость», в другой – «Александр, Россия, величие». Наполеон награждает храбрейшего из русских солдат (называют ему, разумеется, первого попавшегося) орденом Почётного Легиона; Александр в ответ посылает «Георгия самому храброму из французских гвардейцев…»

Отказ Александра помиловать Денисова мог бы показаться справедливым; действительно, закон должен быть сильнее царя. Но на фоне всей этой лживой пышности, этого парада, этой дружбы с вчерашним врагом проступок Денисова кажется таким незначительным, а громкие слова Александра – такими лицемерными!

Даже Ростов чувствует неладное, в душе его – сумятица. «То ему вспоминался Денисов с своим изменившимся выражением, с своею покорностью и весь госпиталь с этими оторванными руками и ногами, с этой грязью и болезнями… То ему вспоминался этот самодовольный Бонапарте с своей белой ручкой, который был теперь император, которого любит и уважает император Александр. Для чего же оторванные руки и ноги, убитые люди?.. Он заставал себя на таких странных мыслях, что пугался их». (Курсив мой. – Н. Д.)

В том-то и дело, что, победив в себе страх перед пулями, Николай не научился побеждать страх перед мыслями. Он б о и т с я  д у м а т ь – это качество очень удобно его командирам и его императору; он прекрасный подданный, но плохой гражданин, потому что истинный гражданин прежде всего додумывает всё до конца.

Вечером, за обедом, когда разговор зашёл о дружбе с французами и товарищи Ростова высказывали своё недовольство, он молчал и пил, «он боялся предаваться своим мыслям и не мог отстать от них», именно поэтому, придравшись к чьим-то вполне невинным словам, он «начал кричать с горячностью, ничем не оправданною и потому очень удивившею офицеров:

– Мы не чиновники дипломатические, а мы солдаты и больше ничего… Велят нам умирать – так умирать. А то коли бы мы стали обо всём судить да рассуждать, так этак ничего святого не останется… Наше дело исполнять свой долг, рубиться и не думать, вот и всё…»

Так кричал Николай Ростов в 1807 году – казалось бы, что же тут страшного: солдат и правда должен подчиняться приказу. Но в эпилоге романа Николай скажет Пьеру: «Вели мне сейчас Аракчеев идти на вас с эскадроном и рубить – ни на секунду не задумаюсь и пойду». 14 декабря он мог бы выйти на Сенатскую площадь с  д р у г о й  с т о р о н ы, с теми, кто защищал царя, не размышляя. Это могло бы произойти, потому что совсем ещё молодым он запретил себе то, что человек обязан делать всю жизнь, – думать над каждым своим поступком, думать и о том, что происходит на его глазах.

7. Полковник Берг

Зачем он взял