– Уверена? – прищурился зеленоглазый змей, играя на моих нервах.

– Да!

– И никаких побегов больше не будет?

– Пока сбегать не планирую, а дальше – зависит от твоего поведения, – не стала давать ложных обещаний я.

– Договорились! Домой мы, кстати, и не ехали. Едва ты сюда телепортировалась, экипаж сразу же свернул с дороги, – успокоил меня Блэквуд, хотя и не объяснил, почему принял такое решение, а главное, когда и как он успел изменить маршрут, с возницей при мне ведь точно не разговаривал. Или все-таки разговаривал? Он же артефактор, вдруг у него тоже какая-нибудь «брошка» имеется для ментальной связи с кучером. – И знаешь что, Юленька… – Голос Леонарда заметно потеплел, как и взгляд. – Я тоже тебя не предам, клянусь!

Очередная яркая вспышка осветила карету… упс!

Это он магической клятвой моего фамильяра вдохновился, что ли? Да я, похоже, только что сорвала джекпот! Сразу двоим теперь можно смело верить. Причем песец и маркиз вовсе не друзья, а значит, в случае чего с удовольствием заложат друг друга мне.

Отличная же перспектива!

Глупо, знаю… Но, стоя посреди небольшого каменного зала, в узких окнах которого занималась заря, я больше всего сожалела не о том, что рядом со мной Леонард вместо Артура, и даже не об отсутствии здесь моей семьи – я, несмотря на принятое решение, грустила о свадебном платье, в котором проходила весь вечер, но сдуру сняла его ближе к ночи. Знала бы, что ждет нас на рассвете, не стала бы облачаться в «костюмчик» попроще. Наверное, это какая-то затаенная мечта из детства: чтобы невеста стояла у алтаря непременно в белом, жених был в черном, а вокруг пахло цветами и ладаном.

Алтаря, кстати, в маленькой часовенке, куда привез меня маркиз вместо столичного храма, тоже не наблюдалось. Зато там было просто море свечей, горевших благодаря магической составляющей гораздо дольше (и ярче) обычного. Кадки с цветами, которые я мысленно окрестила кактусами, тоже имелись. Цвели и благоухали эти колючки-переростки не хуже любых праздничных букетов. Да и само помещение, хоть и разительно отличалось от церквей, в которых я бывала на родине, впечатление производило благоприятное.

Вместо икон стены здесь украшали причудливые барельефы, не имевшие ничего общего со сценами из жизни святых, а посреди зала на небольшом ступенчатом возвышении застыла высеченная из камня фигура Триединого. Выглядел он как человек без лица, закутанный в просторный балахон. Эдакое двухметровое оно, потому что фиг поймешь, женщину скульптор увековечил в камне или мужчину.

Складки одежды скрадывали фигуру, массивные ожерелья в три ряда прятали грудь, а лицо, способное выдать половую принадлежность, походило на светло-серый овал, не имевший даже носа. Разметавшиеся по плечам волосы доходили божеству до середины спины, голову же его венчала корона, выбивавшаяся из общей картины, поскольку была выкована из металла и украшена крупным прозрачным камнем размером с мужской кулак.

Стояла статуя аккурат за спиной щупленького жреца, то есть напротив нас с Лео. Поэтому, слушая бормотание служителя Триединого, я невольно переводила взгляд с его сосредоточенной физиономии на каменный овал и обратно. Время шло, жрец рассказывал нам все то, что полагается рассказывать молодоженам, а мраморная фигура за ним не проявляла никаких признаков жизни, хотя должна бы. И чем дольше она бездействовала, тем сильнее я нервничала, прекрасно помня, как именно придется доказывать Триединому серьезность наших с милордом намерений в случае божественного неодобрения.

Конечно, отсутствие свидетелей брачного таинства немного успокаивало, но… одно дело пожениться без фаты, свадебного платья и пира на весь мир (досадно, но ладно), другое – отдаться мужу первый раз на холодном полу деревенской часовни, открытой специально для нас на рассвете. Я все понимаю, да… и даже морально готова к любым жертвам, но очень уж хочется консумировать брак на шелковых простынях! Да пусть даже без простыней, но дома и с теплой ванной под боком, куда, подозреваю, оба отправимся приводить себя в порядок после секса. А тут как такое провернуть?

«Что именно? Консумацию или помывку после оной? – заинтересовался моими размышлениями фамильяр, который еще не совсем фамильяр, но уже близок к тому. – Если первое, то предлагаю по-собачьи. Пиджачок супруга подстелили – и вперед! Быстро, удобно и ничего не застудишь». – Я покраснела, а паршивец состроил невинную мордаху и весело вильнул обрубком хвоста. Распрощавшись с невидимостью, он скромно сидел на ступеньках перед статуей и время от времени корчил рожицы, мешая мне сосредоточиться на монотонных напутствиях жреца. – «Это я-то мешаю? – возмутился пушистик, дернув рваным ухом. – Ты сама себе мешаешь! Думаешь о всяких непотребствах, когда тебя о клятвах вечной верности спрашивают».

«О клятвах?» – Я перевела взгляд на замолчавшего жреца, выразительно смотревшего на меня, ожидая… чего? Традиционного «да», надеюсь? Интересно, если я попрошу его повторить вопрос, Триединый и его служитель точно сочтут меня непригодной для семейной жизни или есть варианты?

«Да пригодна ты, пригодна, – хихикнул серебристый паразит, не чувствуя за собой никакой вины. – Все мысли о супружеском долге! Девочка созрела», – подколол меня он.

– Джулия, твой ответ? – процедил жених, пригвоздив меня к месту взглядом. Я ведь обещала ему быть на церемонии послушной, а сама… эх.

– Да… Конечно же да! – произнесла с улыбкой, которая, подозреваю, была далека от естественной.

Черт! Если бы голос жреца не звучал так заунывно и не действовал усыпляюще, а скабрезные комментарии песца не вызывали внутреннего протеста, я бы точно не прохлопала самый главный вопрос ритуала. Это же я на него сейчас положительный ответ дала, верно?

«Верно».

Голос, раздавшийся в моей голове, фамильяру не принадлежал. Судя по удивленной мордочке Пушистика, малыш и вовсе перестал слышать мои мысли. Подняв взгляд на лик Триединого, я обнаружила там вместо серого пятна улыбающееся женское лицо с очень правильными тонкими чертами и человеческими глазами, которые искрились смехом.

– Вы богиня любви? – выдохнула, завороженно глядя на статую.

Та чуть кивнула, то ли приветствуя меня, то ли просто отвечая.

– Слава Триединому! – торжественно произнесли мужчины, синхронно приложив к груди руки и поклонившись.

Не зная, как быть в такой ситуации мне (Лео забыл проинструктировать), я сделала книксен.

– Чистого рассвета вам, дети мои! – продолжая улыбаться, сказала богиня.

Она двигалась, будто живая, но при этом по-прежнему оставалась мраморной, не считая короны и глаз, цвет которых мог поспорить с небесной лазурью в солнечный день. Камень в венце небожительницы тоже сменил оттенок, став голубым. Кристалл ярко сиял, все больше наливаясь светом, и от этого центральная часть помещения погрузилась в холодные тона, окрасив в них и всех нас, включая песца, глядевшего на божество, разинув пасть.