приплодах отражает не Полканов, а породу матери и дает такие спины, что в прежние времена всё его потомство было бы с позором изгнано из Хренового. Допущение породы Бычка в Хреновое есть величайшая ошибка, сделанная Пуксингом! Впрочем, этому удивляться не приходится, ибо Пуксинг о генеалогии орловского рысака, его истории и прочем имеет весьма туманное представление. Напомню читателю, что свои первые шаги на коннозаводском поприще в смысле подбора материала он делал по моим указаниям, позднее был всецело под влиянием С.Г. Карузо, а после его смерти пользовался советами и указаниями хотя и молодого, но глубоко знающего генеалога В.О. Витта. В Чесменском заводе результаты получились неплохие. Ныне «нянькой» Пуксинга в Хреновом состоит молодой Щёкин, но, увы, в делах генеалогии он смыслит еще меньше своего принципала…

Возвращаясь к Бычку, я должен указать, что замечательная заводская деятельность Петушка в конце 1850-х годов заставила смолкнуть всех врагов этой породы, а с 1860-х и до середины 1890-х было время наибольшего увлечения Бычками. Все коннозаводчики наперебой спешили пустить в свои заводы кровь Бычка, никто не решался возвысить голос против. Именно в эти годы, вследствие одностороннего увлечения бычковщиной, нанесен был громадный и трудно поправимый вред орловской породе рысистых лошадей, главным образом в смысле ухудшения типа и форм. Это небывалое, не имеющее прецедента в истории породы увлечение одной линией продолжалось ровно 33 года, прежде чем нашелся коннозаводчик, который смог приостановить это увлечение и ясно и открыто сказал всей коннозаводской России, что она заблуждается, что Бычки принесли немалый вред породе в целом. Этим человеком был Паншин, известный тульский коннозаводчик, в заводе которого родилось несколько весьма резвых лошадей. Он состоял еще и вице-президентом бегового общества в Киеве, где поставил образцово дело и разыграл первое рысистое Дерби в России. Паншин был очень талантлив и хорошо владел пером. Он много писал в коннозаводских журналах того времени и чаще всего подписывал свои статьи либо инициалами А.Н., либо же псевдонимом Аркадий Пустынник. Его перу принадлежат строки, появившиеся в 1893 году на страницах журнала «Коннозаводство и коневодство»: «…я немножко не понял, почему вы упоминаете о породе Бычка Голохвастова, которого, действительно, я далеко не так высоко ставлю, как, вероятно, вы. Основания к этому те, что эта порода не есть наилучшая и наиконстантная. Если бы вы взяли процентное отношение бегущих лошадей этой породы ко всей их массе, наполняющей наши рысистые заводы, то результат вышел бы далеко не важным: я это делал и убедился в этом. Я уже не говорю о том, что в резвейших наших рысаках, таких как Ночка 2-я, Лель, Вьюн, Кракус, Полкан, Наветчик, Витязь и Накат, кровь знаменитого голохвастовского Бычка отсутствует. Между тем я знаю положительно, что большинство наших коннозаводчиков помешаны на этой породе и нередко бегают в Москве по купеческим дворам, разыскивая эту знаменитую породу. Достаточно, чтобы в аттестате упоминалось о Бычке в каком бы то ни было колене, как эта лошадь, какая бы она ни была дрянь, попадает на конный завод производителем или производительницей».

Всё в этом отрывке из статьи Паншина замечательно. Прежде всего ясность и категоричность, с которыми автором поставлен и разрешен вопрос о Бычке. Затем указание, что в лучших призовых рысаках и рекордистах того времени нет и капли крови Бычка. Это должно было произвести впечатление на многих и стать большим ударом для сторонников линии Бычка. Паншин это верно подметил, но, к сожалению, не сделал выводов. А они напрашивались сами собою и были сделаны мною позднее. Они заключались в том, что Бычки дают большой процент бегущих лошадей, но отнюдь не высокого класса; резвые классные лошади редки, а рекордисты составляют исключение; очень сильных лошадей много, чем и объясняется успех Бычков в Императорских призах. Интересно также указание Паншина на то, что многие коннозаводчики брали в заводы лошадей только потому, что они линии Бычка, несмотря на то что по себе эти лошади сплошь и рядом никуда не годились. В этом основная причина провала многих заводов с их знаменитыми Бычками.

Статья Паншина была первой, где открыто и определенно было выражено мнение против Бычков. Но статья появилось спустя полвека после смерти Бычка. Потребовалось полстолетия, чтобы понять истину, в которой теперь не сомневается ни один генеалог и исследователь породы. Нечего и говорить, что статья Паншина не встретила сочувствия и была принята как ересь. На него посыпался град насмешек, но более умные и дальновидные «бычкисты», по уши со своими заводами погрязшие в Бычках, благоразумно молчали и явно хотели замять неприятный спор. После статьи Паншина все продолжалось по-старому, шла та же погоня за Бычками. Паншин через два года в одной из своих статей (Коннозаводство и коневодство. 1895. № 93) опять коснулся того же вопроса. Он писал: «…всё норовите купить непременно породы Бычка. А сколько Бычков этих самых наблюдали вы и как мало между ними резвых! По большей части гнедые донские лошадки. Я знаю одного коннозаводчика, который купил в производители весьма плохого жеребца породы Бычка только потому, что отметины у него были те же самые, что и у Бычка».

Статьи Паншина встретили у некоторых сочувствие и заставили многих призадуматься. Могу сказать, что именно в то время я усиленно начал изучать орловского рысака и, прочитав обе статьи Паншина, стал составлять свои и проверять прохоровские списки, а вскоре после этого вполне примкнул к мнению, смело высказанному Паншиным. По мере углубления в этот вопрос я выработал те основы самостоятельного суждения о Бычках, которые отразились в моих многочисленных статьях. Моя литературная деятельность была непродолжительна, после 1907 года я всецело ушел в практическую работу и редко брался за перо. Тем не менее я несколько раз печатно успел высказать свой взгляд на Бычков.

С.Г. Карузо под влиянием Ф.Н. Измайлова первоначально высоко ценил Бычка. Сам Измайлов, ученик и последователь Энгельгардта, благоговел перед Бычками, и в Дубровке все было построено на Бычках. Эти свои взгляды Измайлов стремился привить двум «любимым ученикам», как называл он Карузо и меня. Вскоре я буду описывать Дубровский завод и коснусь попутно светлой личности Ф.Н. Измайлова. Тогда я расскажу, какое влияние на формирование моих коннозаводских взглядов имел Измайлов и сколь многим я обязан своему учителю. Однако в вопросе о Бычках я остался верен себе и в противовес «энгельгардтовской комбинации» выдвинул свою теорию Полканов. Измайлов добродушно надо мною трунил, говорил, что без Бычков я не отведу ничего резвого, что Полканы – это Полканы (подразумевалось, что их и сравнивать с Бычками нельзя). Много