– По вашему голосу можно понять, что вы очень обижены, – заметил Ардуин.

– О, это еще очень мягко сказано. На самом деле я готов метать громы и молнии. В то время как король с помощью мессира Гийома де Ногарэ лезет из кожи вон, чтобы образумить всех этих мелких баронов, графов и сеньоров, готовых ради какой-то выгоды объединиться с захватчиками, выбивается из сил, чтобы объединить государство, – а Валуа в это время храпит и обжирается, расхищая государственную казну. Готов поклясться, он строит всякие козни за спиной короля, чтобы обчистить орден тамплиеров в свою пользу.

Этот яростный выпад многое объяснил Венелю-младшему. Несмотря на свою преданность монсеньору Карлу, преданность, обусловленную должностью помощника бальи, Тизан оказался под стать Гийому де Ногарэ. Стратегия, проистекающая из восхищения первым королевским советником? Ардуин не смог бы сказать это с уверенностью. С тех пор как Аделин д’Эстревер покинул этот мир, встретившись с кинжалом мэтра Правосудие, графство оставалось без бальи шпаги. Назначение на эту должность являлось прерогативой короля или же Ногарэ. Может быть, Тизан заслал шпионов в надежде, что его отличат и вознаградят за недавно проявленную преданность? Выбор, без сомнения, еще более рискованный, чем предполагал помощник бальи. Впрочем, король очень ценил своего первого советника. Кстати говоря, пристрастия сильных мира сего переменчивы. Если Ногарэ однажды впадет в немилость, немного же можно будет дать за его репутацию, влияние и даже за его жизнь. В то же время слепая привязанность Филиппа Красивого к своему единственному брату оставалась неизменной, и какие бы ошибки и какое бахвальство он ни совершал, все это не считалось оскорблением Его Величества. Филипп, монарх по праву и по святой крови[121], никогда не ожидал предательства от своего родственника. Даже если надо будет принести в жертву Ногарэ, единственной поддержкой которого является массивная крепость Лувр, – до этого все равно очень далеко.

Женское аббатство Клерет, ноябрь 1305 года

По другую сторону комнаты монастырского привратника царило похоронное молчание. У монахини, открывшей им калитку и принявшей их, было выражение лица, более приличествующее для конца света. Обладая благодаря своей должности правом говорить с незнакомцами, она ограничилась несколькими скупыми словами:

– Мессир де Тизан, наша возлюбленная матушка ожидает вас в своем дворце.

Ардуин, который ожидал, что помощник бальи представится, немного удивился. Черт возьми, посетители, кроме особо приглашенных аббатисой, не имели права идти дальше приемной или дома для гостей, если они имели право здесь ночевать.

– Мадам сестра, со мною помощник и советчик… мой друг из Мортаня, мессир Венель.

Мэтр Высокое Правосудие склонился перед монахиней, которая ответила ему коротким кивком и торопливо произнесла:

– Прошу вас, следуйте за мной. Наша матушка ждет вас.

Венель-младший пытался справиться с ледяным холодом, царящим в кабинете аббатисы. Она не разрешила зажигать огонь в своем камине оттого, что бедняки в округе умирают от холода. Ардуин ощущал, что все его тело, как и разум, становится неподвижными. Тонкий сухой и монотонный голос аббатисы не давал ему ухватить нить разговора, тем более что сначала она говорила какие-то доброжелательные банальности, без сомнения не желая еще больше опечалить убитого горем отца, который сидел перед ней, смертельно-бледный, изо всех сил вцепившись в подлокотники своего кресла. Подводя итог своего длинного монолога, из которого гости не узнали ничего нового, аббатиса заключила:

– По правде говоря, Анриетта была примером, образцом для подражания для нас всех. Я даже предполагала, что настанет день, и она унаследует от меня эту должность. Она показывала такую силу души, такую набожность, не говоря уже о ее уме… Короче говоря, ее смерть стала невосполнимой потерей для всех нас.

– Я от всего сердца признателен вам за эти похвальные речи. Они служат мне утешением, ведь я был так привязан к своей кровной дочери, мадам матушка, – заверил Арно де Тизан, голос которого так дрожал, что Ардуин уже начал опасаться, что тот сейчас расплачется.

– Прошу меня извинить, мадам матушка, со всем моим почтением, – вмешался он в разговор в первый раз за все время визита.

– Да, прошу вас, монсеньор сын мой.

– Анриетта де Тизан выехала из монастыря, чтобы посетить тех, кто, по решению суда, должен был заплатить штраф в пользу ордена?

– Так или иначе, речь шла о четырехдневной поездке. Мы нашли лошадь неподалеку от покойной после… после того, как ее обнаружили.

– Подобные высказывания чаще всего исходят из уст тех, кто сотворил нечто предосудительное, но вполне простительное.

Она изумленно уставилась на него, не понимая, что он хотел этим сказать, и обеспокоенно переспросила:

– То есть?

– Значит, по вашему мнению, никто из них, даже очень разозлившись, не смог бы оказаться тем гнусным убийцей?

– О, конечно же нет, мессир! Все они состоятельные люди, а многие из них хорошо воспитаны. Такие штрафы назначаются за легкое богохульство, дерзость по отношению к господину или шумную попойку со скандалом. Те, у кого не хватает средств избежать тюрьмы, всего-навсего поспят ночку-другую в камере на соломе.

– Не могли бы вы предоставить нам список? – не унимался исполнитель высоких деяний.

Мадам Констанс де Госбер, выражение лица которой чуть оживилось, авторитетно заявила:

– Монсеньор, я вас уверяю: невозможно даже представить себе, чтобы кто-то из этих господ совершил сие ужасающее убийство. Тем более что они всегда проявляют даже больше великодушия, чем это требуется по решению суда.

– О, я далек от подобных домыслов, мадам матушка. Это всего лишь помогло бы мне проследить за поездкой вашей духовной дочери Анриетты и, может быть, узнать, не было ли у нее какой-нибудь неприятной встречи в дороге.

Тизан бросился на выручку мэтру Правосудие, объяснив:

– И потом, это занятие успокоило бы меня. Я хоть что-то пытался бы сделать, и моя совесть была бы спокойна.

На губах аббатисы появилась тонкая улыбка, первая, с тех пор как они оказались в ее громадном кабинете. После некоторого колебания она наконец сдалась:

– Да, что может быть важнее… Бландин Крезо, моя секретарша, приготовит вам список имен и проступков, числящихся за каждым.

Понимая, что правило святого Бенуа запрещает монахиням говорить с чужаками и побуждает их сводить к минимуму общение между собой, Ардуин лихорадочно искал допустимую формулировку, а потом заговорил:

– Мадам матушка, со всем моим почтением и уверениями в чистоте моих помыслов… и, конечно, с вашего соизволения… будет ли возможно расспросить некоторых из ваших духовных дочерей, с которыми Анриетта де Тизан поддерживала сердечные доверительные отношения?