Нет, поездка Горького вовсе не была излишней. И язвительное замечание «Руля» касательно невыхода журнала «Наши достижения» оказалось явно преждевременным. В марте 1928 года, еще накануне поездки на родину, в письме земляку В. Т. Илларионову Горький сообщал о намерении заняться журналистикой, «чтобы встать теснее к жизни». И первым из созданных им журналов были именно «Наши достижения» (1929–1936).

Вскоре стало выходить фотоприложение к нему «СССР на стройке» (1931–1941), выпускавшееся не только на русском, но также еще и на английском, немецком и французском языках. Однако все это лишь капля в море, образующем, как теперь принято говорить и как недавно высказался один журналист применительно именно к Горькому, медиаимперию Максима Горького: журналы «Колхозник», «На стройке МТС и совхозов», «За рубежом», «Литературная учеба», альманах «Год XVI» (ставший ежегодником; вышло 9 книг). Руководящую роль играл Горький в целом ряде издательств, таких, как «Academia», Госиздат, Издательство писателей в Ленинграде, «Молодая гвардия» и др. Можно ли забыть огромную организационную работу по руководству такими основанными писателем знаменитыми сериями, как «История фабрик и заводов», «История гражданской войны», «Библиотека поэта», «Библиотека романов», «Жизнь замечательных людей», «История молодого человека XIX века» и др. Всего в годы советской власти Горький принимал живейшее участие в редактировании более 30 журналов, газет, сборников, альманахов.

Таков первый комментарий к поспешному выводу «Руля». Что касается печально известной госструктуры ОГПУ, то ничуть не пытаясь приуменьшить ее негативно-репрессивной роли в жизни страны, не забудем и о тех людях, которые, подобно Г. Бокию и его соратникам, пытались в меру своих сил и возможностей вносить конструктивный вклад в строительство новых отношений в стране (о чем говорил и описанный выше опыт Соловков, скомпрометированный впоследствии другими людьми и, кстати, во многом сразу после смерти Горького). А о том, что опыт этот не был уникальным исключением, — в следующей главе, о Макаренко.

…Рукопись пролежала без движения в издательстве два с лишним года и вдруг все-таки была опубликована. Странная судьба ожидала книгу. «Я не встретил ее ни в одном магазине, — вспоминает автор, — я не прочитал о ней ни одной строчки в журналах или газетах, я не видел ее в руках читателя, вообще эта книжонка как-то незаметно провалилась в небытие».

Каково же было изумление дебютанта, когда он получил письмо — откуда бы? — из Сорренто. Начиналось оно словами: «Вчера прочитал Вашу книжку… Читал с волнением и радостью…» И подпись: М. Горький, 12.XII.34.

Автором книги «Марш 30 года» — о ней речь — был Антон Семенович Макаренко. В этом, скажем прямо, не столь уж заурядном с точки зрения характера существующих между писателями профессиональных контактов факте — весь Горький с его неуемной влюбленностью в литературу, с его воистину фантастической способностью отыскать никому не ведомого автора, а для этого — постоянно поглощать бездну книг. Их Горький вроде бы даже не читал, а просто глотал разом (свидетели его чтения вспоминают, что глазами он водил не по строчкам — туда и обратно, а словно бы по странице сверху вниз). И улавливал решительно все, вплоть до деталей!.. Сразу и надолго. А то и навсегда. Такого читателя-писателя литература еще не знала.

Впрочем, не станем скрывать, что случай с Макаренко имеет свои особенности. С этим дебютантом Горький был знаком, и возникли их отношения еще в далеком 1914 году. Тогда начинающий преподаватель двухклассного железнодорожного училища на станции Долинская Херсонской губернии послал возвратившемуся недавно в Россию знаменитому писателю свой первый рассказ «Глупый день».

Ответил Горький кратко: рассказ, дескать, интересен по теме, но написан слабо, и предложил написать что-нибудь еще. Автор сделал из этого свой вывод: попытки писательства он оставил, с головой уйдя в педагогическую деятельность. Ни тот, ни другой корреспондент не могли предвидеть, каким огромным содержанием наполнит их жизни настоящая, искренняя дружба, которой суждено будет завязаться между ними впоследствии.

В 1920 году Макаренко основал Колонию для несовершеннолетних правонарушителей, дав ей имя Горького.

Заметим, что к моменту начала работы колонии писатель и ее заведующий лично еще знакомы не были. Но Горький давно стал кумиром Макаренко. В образе гордого человека, воспетого писателем, вышедшим из низов, провинциальный учитель увидел тот идеал, на который надо ориентировать всю воспитательную работу с детьми. Он не мог не знать о сложном отношении писателя к революции, о той критике, которой подвергали его тогда на страницах большевистских газет. Но это не поколебало его общего представления о классике.

Получив колонию, Макаренко стал теряться в догадках, с чего начинать. «Старый опыт колоний малолетних преступников для меня не годился, — писал он позднее, — нового опыта не было…»

Не было опыта, но в изобилии хватало беспризорников, мотавшихся по стране, оборванных, чумазых, имеющих кусок хлеба лишь от случая к случаю, без крыши над головой и с неизбежным намерением прибрать к рукам то, что «плохо лежит».

«Я не мог найти никаких „научных“ выходов, — продолжает Макаренко. — Я принужден был непосредственно обратиться к своим общим представлениям о человеке, а для меня это значило обратиться к Горькому». Он читал и снова перечитывал Горького, не пытаясь найти, естественно, так называемых методических рекомендаций в готовом виде, но обретая нечто гораздо более важное: концепцию личности, существующей в данной социальной среде и преодолевающей сопротивление этой среды.

В повседневной, будничной обстановке, где столько трудностей, различить хорошее в человеке нелегко. В чем же задача педагога? «Хорошее в человеке приходится всегда проектировать, и педагог это обязан сделать. Он обязан подходить к человеку с оптимистической гипотезой, пусть даже и с некоторым риском ошибиться. И вот этому умению проектировать в человеке лучшее, более сильное, более интересное нужно учиться у Горького… Горький умеет видеть в человеке положительные силы, но он никогда не умиляется перед ними, никогда не понижает своего требования к человеку и никогда не остановится перед самым суровым осуждением».

…Переписка их началась летом 1925 года и продолжалась до конца жизни Горького. Писатель оказал неоценимую помощь Макаренко в формировании замысла и в работе над «Педагогической поэмой» — главным трудом, обеспечившим Макаренко прочное место в литературе, книгой, которая просто не могла бы родиться без прямого воздействия, советов и редакторских поправок Горького. Но тем более показательно, что всякий раз, как они встречались лично, разговор очень быстро переключался на другую, куда более важную для собеседников тему — о детях.

Совершенно особую страницу в жизни Горького составила переписка с ним колонистов. Он чувствовал, что для них, потерявших отцов и матерей, бабушек, дедушек, стал чем-то большим, чем знаменитым писателем, с которым в высшей мере лестно под держать контакт любому. Макаренко писал в одном из писем, что потребность любви ближнего нашла у ребят выход, «и вот теперь такое неожиданное и великое счастье — можно любить Вас», — писали они ему в 1925 году.