В сердце неприятно кольнуло.

«Это уже не мое дело! Не мое дело! – пытался перекрыть собственный внутренний голос Тимофей, взывая к доводам разума. – Это взрослые люди, взрослые волки, если им нужно будет, они покинут это место, сбегут от альфы». Однако внутренний голос скептично возражал: не каждый сможет уйти далеко от собственной стаи, оторваться от голоса альфы, который может вернуть в любую минуту, нагнуть, подчинить. Не каждый.

Тимофей перетупил большими лапами в снегу, не ощущая его холода, одернул себя, чтобы не завыть протяжно: все-таки за столько лет научил себя подчинять инстинкты собственной воле. Сейчас нельзя выдавать своего местонахождения. Сокол сейчас на своей территории, это тебе не драка в небольшой кухне, где и волком-то не оборотиться без вреда для собственной шкуры.

Нет, тут нужно действовать совсем по-другому. Хитростью, граничащей с сумасшествием. В момент, когда Тима озарила подходящая мысль, на снегу стояли уже не лапы, а голые ноги большого человека, мужчины, уверенного в том, что тот сможет сразиться с целой стаей волков, бывших соплеменников.

- Яков, соберись, тебе нужно прийти в себя. Призови волка! – Тимофей нагнулся над волком, провел рукой по голове между ушей. Закрыл глаза и сосредоточился. – Подчинись мне. Подчинись мне.

Вдруг он почувствовал, что в его руках будто поводья натянулись – нити, что вели к брату. Тим не стал открывать глаза, чтобы не потерять эту внезапную связь. «Ты должен собраться, брат мой, - мысленно приказал он волку. – Ты нужен мне живым. Мы должны бежать».

«Тим, оставь меня. Спаси Лизу», - пролаял внутри Якова волк. Но Тимофей не собирался сдаваться. Поводья ускользали, нити становились прозрачнее, но Тим упорно цеплялся за них. Цеплялся и пытался натянуть на себя.

Он видел, чувствовал: Яков ускользает от него, уходит медленно и спокойно в другой мир, откуда нельзя вернуться. Но злость, страх, животная страсть не давала смириться с этим. Обретя часть потерянной семьи, было невозможно просто так развернуться и уйти.

Волк Якова таял, как воск на горящей свече. Последняя нить в руке Тимофея истончилась до игольной ширины. и вдруг он услышал, как откуда-то, из далекого леса, с занесенной снегом поляны, доносится волчий вой. Вой стаи, не предвещающий для него ничего хорошего: вой поздравления альфы с победой.

«Не дам тебе выиграть, Сокол. И не в этот раз», - пронеслось в голове у Тима. Он резко ухватился за призрачную нить, что практически растаяла, и потянул на себя. Зарычал, почувствовав невероятную тяжесть – будто тащил из пропасти стокилограммовую тушу, -  закусил губы до крови, но тянул, тянул на себя, понимая, что борется сейчас с самой смертью. Руки дрожали, по пальцам потекли струйки крови, он не видел, боясь открыть глаза, но чувствовал, что они падают в снег, горя алыми рябиновыми ягодами.

- Вууууу-ууу – донеслось откуда-то издалека. И этот протяжный вой, означающий, что на поляне проходит настоящая волчья свадьба, придала сил отчаявшемуся Тиму. Мужчина дернул нить на себя и вдруг почувствовал, что падает. Приложившись головой обо что-то твердое, открыл глаза. Над ним темнело сумрачное зимнее небо. Чуть сбоку краснела кровавыми прожилками полная желтая луна, склонившаяся ниже, чем обычно, будто тоже стала свидетелем чего-то необычайно важного. Он ощупал голову, убедившись, что не разбил ее, обернулся и увидел, что стало причиной его так называемого пробуждения – жестяная канистра с бензином, припорошенная снегом.

Тим вскочил на ноги, буквально на коленях дополз до волка, что лежал рядом. И правда – около Якова россыпью рубинов лежали капли спекшейся крови. Тимофей взглянул на свои руки и вздрогнул – то, что казалось ненастоящим, сном, видением, словно произошло на самом деле – на руках были жуткие порезы, будто он и правда тащил лебедку с помощью веревки.

Он приложил руку к горлу брата, боясь не услышать его пульс, но тут же выдохнул: Яков поднял шерстяную башку, мигнул желтыми оборотничьими глазами. Его волк был очень слаб. Но он был жив, и это было самое главное.

- Жив. – вздохнул Тим. Волк привстал и лизнул руку мужчине. – Жив.

Со стороны леса снова донеслось волчье одобрительное рычание. Тимофей поежился.

- Не успеем добежать до поляны. Надо устроить им ловушку здесь, - сказал он Якову и волк в ответ осклабился. – Покажем им, что такое настоящие фаерболы!

Изба приняла объятия огня с удовольствием. Жар тут же занялся, сухие стены весело затрещали, прогорая. Крыша  загорелась сразу. Тимофей оттащил канистру с бензином, что так удачно нашел возле дома в сторону, и нацелился на дом, что стоял рядом.

Яков зарычал предупреждающе, но мужчину было не остановить. Он отмахнулся от волка и побежал к следующему дому, оставляя бензиновую дорожку, по которой весело побежал огонек.

Каплунова было не остановить: уже третья изба горела под его зло сверкающими глазами. Голая грудь блестела от пота, щеки и лоб были перепачканы сажей. Яков пытался помешать творить беззаконие, препятствовал вольному сожжению деревни, но Тим был неумолим. В него словно вселился бес, он чувствовал, что должен это сделать.

Дым черными клубами повалил в небо и тут же со стороны леса послышался протяжный вой: волки передавали друг другу информацию о пожаре. Через минуту- другую они все будут тут. И он точно будет их ждать.

Он отбросил в сторону ставшую ненужной канистру, и из нее тонкой струйкой полилось содержимое, стекающее по жестяным стенкам. Повернулся к волку, что переминался с лапы на лапу, жалобно поскуливая, боясь огня, и обратился к нему:

- Будь готов. Никаких сражений. Никаких драк. Никакого нападения на альфу. Нам их проблемы не нужны. Наша задача – спасти Лизу и свалить отсюда. Если ты со мной, ты знаешь, куда нужно бежать.

Яков сел на снег и собирался было завыть, но удержал себя, задрожав всем шерстяным телом.

- Ты можешь остаться. Но Сокол не оставит тебя в живых. Не в этот раз, - бросил Тим, обеспокоенно вглядываясь вдаль, ожидая бывших соплеменников.

Волк пригнулся к земле, сложил впереди лапы и положил на них свою голову, прижав уши. Тимофей же обратился волком и встал в охотничью стойку, ожидая. Он знал: не пройдет и пары минут, как все будут здесь.

Альфа повернулся к Лизе и облизнулся. Глаза его горели даже в темноте, и Лиза опустила голову, глядя куда угодно – на подол платья, на носки выступающих сапог, на снег, но только не на него. Этот человек пугал ее до дрожи, до истерики, до грани с панической атакой. Волки вокруг завыли, и девушка снова задрожала. Что лучше – быть изнасилованной человеком, которого считала отцом, или быть съеденной стаей волков?

Сокол взял ее руки в свои и притянул к себе. Она ощутила жар его тела и напряглась, пытаясь отстраниться. Опустила голову, будто принимая судьбу. Вздох замер на губах.

И вдруг откуда-то донеслось:

- Пожаааар, горииим!

Лиза резко подняла голову, ошарашенная. Пожар? Где? Она не чувствовала запаха дыма, не видела нигде отблесков огня, который так хорошо знала. Но оборотням, волкам, обладающим обонянием не в пример лучше человеческому, было лучше знать.