Я бросилась в свою каморку и достала шкатулку – мое единственное наследство. То, что вручил умирающий отец лично мне в руки.  Я знала, что это – очень дорогая вещь. Отец просил никому о ней не говорить.

Прижав к груди шкатулку, я ночью вылезла в окно и бросилась в город. Помню, как стучалась в дверь к женщине, которая могла бы мне помочь. Старуха вышла и презрительно посмотрела на меня.  Шкатулка открылась, а глаза старухи в дорогом халате вспыхнули. Помню ее холодную руку в своей руке. И как тьма сочилась из фамильного перстня моей покойной матушки, связывая нас нерушимой клятвой.

- На отборе будет девушка. Ее будут звать Элен Сорель. Она найдет тебя, - послышался тихий голос старухи.

Воспоминания лопнули серой дымкой, когда до комнаты оставались считанные три шага, а Изабо заворочалась.

- Ой! – простонала Изабо, пытаясь встать. – Что? Меня не исключили? Неужели?

Дверь в комнату закрылась, а Изабо бросилась на меня с кулаками: «Как ты могла! Это мой принц! Мой! Он меня должен любить!».

- Про любовь в договоре ничего не было, - спокойно ответила я, глядя на ее средние полушария в корсете. – Корона – да, финал – да. Про любовь мы не договаривались.

Я хотела воззвать к верхним, которые держали волосяные луковицы, но они были заняты истерикой. Нижние полушария под юбкой были заняты непрерывным поиском неприятностей. Так что вся надежда была на средние. Правая выглядит намного понимающей, чем левая.

- Ты отняла у меня принца! – рыдала Изабо, пытаясь запустить в меня подушкой. – Ты стала его фавориткой! А должна была сделать меня его фавориткой!

- Так, для умных я уже говорила? Говорила. Теперь для самых красивых. С твоим отцом была заключена сделка. С его стороны он дает мне то, что мне нужно. С моей стороны я обязана достать для тебя корону. В случае, если я не выполню обещание, по молчаливому согласию, он имеет право потребовать с меня все, что угодно. Подозреваю, что это будут немалые деньги, - произнесла я, глядя на слезы Изабо. – Про любовь принца речи не было! Увы.

- Мне нужна и корона и любовь принца! Мне все нужно! – истерила Изабо, швыряясь подушками по комнате. – Ты отобрала его у меня! Подлая змея! Правильно мама с папой говорили, быть осторожней!

- Дорогая моя, - улыбнулась я, подсчитывая в уме убытки. Моя жадность ужаснулась и упала в обморок. – Если бы ты делала все, как я тебе говорю, на моем месте была бы ты.

- Змея! – выкрикнула мне в лицо Изабо, растирая слезы. – Ты… Ты – змея!

- Принц мне не нужен, - ответила я, глядя на истерику с приподнятыми бровями. – Я дойду до финала. Дотащу до него тебя. А потом уступлю тебе по праву двух сестер.

- Неправда! – задохнулась Изабо, топча ногами подушку. – Я что? Не вижу, как ты на него смотришь? Думаешь, я слепая? Как только речь заходит о принце у тебя взгляд становится таким … таким… Ты… Ты улыбаешься… Думаешь, я этого не заметила? Ты влюблена в него!

- Где мой словарик незнакомых слов?  Куда я его положила? – с усмешкой ответила я, видя, как на пол летит еще одна подушка. – Запишу слово «влюблена» после слов «честь, совесть, милосердие». Там как раз осталось местечко.

В дверь раздался стук. Изабо застыла с подушкой наготове. «Войдите!», - дрожащим голосом произнесла она, вытирая лицо. Я отступила на два шага, видя, как в дверь вносят манекен. Следом за крепким мужиком с женским манекеном шли две служанки. Одна из них несла корзину с нитками, бусинками, рюшечками и прочей ерундой. Вторая вносила рулоны ткани.

- По приказу его высочества на бал может попасть только та участница, которая пошьет себе наряд! – торжественно зачитал слуга. Дверь закрылась.

- Пошла вон отсюда, - послышался голос Изабо, а она смотрела на меня  с ненавистью.

Я пожала плечами, понимая, что бить меня по самооценке опасно Она умеет давать сдачи. И вышла в коридор. Возле моей комнаты уже стояла делегация в фрагментом деревянной бабы и корзинкой с предстоящим «рукоблудием».

Ненавижу этот конкурс! Лютой ненавистью! Каждый раз, когда вижу манекен, вспоминаю, как шила сводным сестрам платья на отборы. Под чутким руководством мачехи. Я нежно называла Анастасию и Гризельду «мои птички», потому что они постоянно пролетали.

Так, какой фасон из трех возьмем? Можно попробовать третий! Я учила девушек шить платья. За отдельную плату, разумеется.

Я достала рулон ткани цвета ситуации, в которой оказалась. Все пальцы были исколоты иголкой, а на манекене красовалось готовое платье, напоминающее веселую какашку.

Дуя на пальцы, я трясла рукой. Так, а что у нас с Изабо? Я вышла в коридор, дошла до ее комнаты и увидела приоткрытую дверь. Внутри было темно. Стоило мне сделать шаг в комнату, как свечи вспыхнули, освещая нетронутый манекен, корзинку и ткань. Так, она вообще собирается шить платье?

Я посмотрела на корзинку, поверх которой лежала бумажка. Подняв ее, я прочитала прыгающий детский почерк: «Дорогие мышки! Я очень-очень прошу вас пошить мне самое красивое платье! Чтобы я победила в отборе и понравилась принцу! Мне нужно. Платье – одна штука. Перчатки – одна штука. Бутоньерка – одна штука.  Я ушла, но в восемь часов я вернусь и все проверю! Так что поспешите, дорогие мышки! Мои размеры…».

Я медленно выдыхала, глядя на нитки, иголку и время.

- Ну? Есть желающие? – спросила большая злобная мышь, сминая в руке бумажку и бросая ее на пол.

Платье цвета неожиданности навевало странные мысли. Если бы я случайно наступила на подол такого платья, мне бы захотелось оторвать себе ногу и выбросить ее в окно. То, что у Изабо была голова на плечах, я не сомневалась. Я ее своими глазами видела. Милая такая голова. И мысли в ней бывают. Но что-то мне подсказывало, что мозги она просто арендовала. Причем, стоили они дорого. И в период их отсутствия, она копила на них со страшной силой, в глубине души чувствуя, что без них никак.

Тысяча добрых слов, не заменяют один удар по голове. Увы.

 Большая злобная мышь, посмотрела на свои несчастные пальцы. Пальцы исколотыми подушечками орали: «Не надо!», но время шло. Добрые мышки раскатали рулон, отмеряя все обольстительные параметры будущей владелицы.  Мышки были не в настроении. Им проще было пошить наволочку на гроб, чем еще одно платье – какашку.

Задорная песенка трудолюбивых мышек содержала такие слова, от которых  пьяные моряки краснели, как девушки из благородных семей. Ножницы в омозолелых руках добрых мышек кроили ткань по намеченной траектории. И мечтали раскроить кому-то голову.

Мне показалось, что завидев такой произвол, безработные дворцовые мыши, собрали чемоданы и ушли. Навсегда. Затыкая уши своим мышатам. Если дома у Изабо живет стая трудолюбивых мышей, готовых шить платья из занавесок за большое спасибо, то я, пожалуй, возьму ими.

Исколотые пальцы просили о пощаде. Но я им объясняла, что идиоты всегда бывают несправедливы к уставшим людям. Мне казалось, что они понимали. Но роняли иголку с ниткой все так же умело. Чтобы поискала подольше! А еще лучше бы – не нашла!