– Дело в том, что домовые имеют еще ряд особенностей, – произнес Бес. – Они не любят покидать выбранное жилье, не могут покинуть горный – без подпитки силой им не выжить. А вот их характер зависит от обитателей дома. Они улавливают малейшие оттенки настроения, угадывают желания – как будто читают мысли.

– Но не читают? – уточнил Камиль.

– Да никто не знает точно, – пожал плечами Бес. – Даже если это так, жильцы на домовых не жалуются. Обычно все находят с ними общий язык и мирно сосуществуют.

– А еще, надо полагать, они маги… – Ларс взмахнул руками, отгоняя от лица пух.

Надо признать, что и мне пух порядком надоел. Постоянно приходилось отплевываться и тереть нос от щекотки.

– Маги, – кивнул Лин. – Они легко учатся трюкам, которыми владеют обитатели дома. Например, ваш домовой определенно силен в системной магии. Тут по всему дому установлены структуры-вентиляторы, они гоняют воздух по определенной схеме, поэтому пух и летает. Чего вы их не уберете-то?

Мы переглянулись и разом вздохнули.

– Не видим мы их, – признался Камиль. – У нас сегодня только первое занятие по системке было.

– А, ну да… Маскировка же еще… – Лин ухмыльнулся. – Помочь?

– Да! – встрепенулись Агата, Мариза и я прежде, чем ребята успели возразить.

– Только еще как-нибудь пух собрать бы, чтобы не ручками… – добавила я.

– Ленивая мышка, – шепнул мне на ухо Бес.

Я лишь грустно на него взглянула. Не ленивая, а уставшая. Всего второй день учебы заканчивается, а такое впечатление, что вторая неделя. К утру в доме должно быть чисто. А еще мы так и не поговорили о системе отопления. И задания учителей я не выполнила. И неизвестно, какие завтра предметы. И вставать рано утром и снова бежать этот дурацкий кросс!

Бес снова погладил меня по спине, словно почувствовал мое состояние. Не словно, а почувствовал. Лойи, как же я устала, если забываю даже об эмпатии!

– Пух я соберу, было бы куда… – вздохнул Ларс. – Непонятно, где наш пакостник наперники прячет. А его вообще как-то можно увидеть? Поговорить с ним?

– Думаю, он покажется, если вы все этого захотите, – сказал Лин. – Улавливают настроение, угадывают желания, помните? Возможно, он не захочет появляться при гостях…

Бац! Прямо на чайном столике возникла тигробелка. Морда довольная, хвост трубой. Уселась и потупила глазки. Мол, вот она я, вся такая красивая. Подозреваю, именно я и была причиной того, что она не являлась раньше. Я же не хотела, чтобы Ларс ее поймал.

Все сгрудились вокруг столика, рассматривая домового. Так все же он или она?

– Ты девочка? – спросила я.

Тигробелка отрицательно покачала головой и фыркнула. Ага, значит, мальчик. Тигробелк. Фу ты… Надо же ему имя придумать?

– А имя у тебя есть?

Домовой задумался и снова отрицательно потряс головой.

– А хочешь имя?

Домовой хотел. Он даже точно знал, кто должен дать ему имя, потому что показал на меня лапой.

– Я должна дать тебе имя?

Кивок.

Я посмотрела на ребят.

– Ладно, это справедливо, – сказала Агата. – Тебе первой он показался.

– Кстати, почему? – поинтересовалась Мариза.

– Да из-за еды, – пояснил Бес. – Он же вам от прежних жильцов достался, так что провел в консервации много лет, вместе с домом. Проголодался. А тут пирожное, потом булочка… Они силой питаются, но обычную еду очень уважают.

– Прикормила, значит… – фыркнул Ларс. – Давай, называй.

Камиль и Мариза тоже не возражали. Я задумалась, но ненадолго.

– Нарекаю тебя Тишкой, – объявила я, и домовой довольно заверещал.

После неудачного ужина в Ривеннеле я не спал всю ночь. Летом Дженни находилась рядом, и мне казалось – так будет всегда. Никаких забот, никаких проблем. Да, с женитьбой можно повременить, но в остальном между нами все было хорошо, и мы не хотели ничего менять.

Все решили за нас. Но прошедший день убедил меня – все еще сложнее. Я мог бы нарушить запрет и сделать Дженни предложение. Она приняла бы его не раздумывая. И что дальше?

У моей девочки много желаний. Она хочет учиться – сама, без поддержки и помощи. Она мечтает стать частью команды, найти свое место в жизни. И кто сказал, что ее место – рядом со мной? Дженни может стать уютной домашней женой ради меня. Но мне это не нужно. Я люблю ее и хочу, чтобы она была счастлива.

Дженни поступила очень верно, приняв самостоятельное решение. Поначалу я расстроился – она могла бы посоветоваться со мной. Конечно, я сказал бы ей, чтобы она решала сама. Но спросить она могла? Потом я представил себя на ее месте. Да, Дженни все сделала правильно.

Я чувствовал ее метания. Она разрывалась между мной и долгом и безоговорочно выбирала учебу и новых друзей. Нет, это не обижало. Всего лишь заставляло задуматься.

Смог бы я поступить иначе? Даже не так. Смогу ли я поступить иначе, когда перед выбором поставят меня? Не сомневаюсь, что рано или поздно это произойдет. Я никогда не был вне игры, даже когда сбежал от инквизиторов. Принцами крови не разбрасываются, а уж с таким образованием и талантами – тем более.

Имею ли я право выйти из игры? Не запятнав чести и не предав семью – нет. Имею ли я право впутывать в эту игру Дженни? Однозначно нет. Имею ли я право и дальше делать вид, что ничего не изменилось?

Остаться вместе или разбежаться? Никто не требовал от меня немедленного выбора, но он был очевиден. Теперь, когда Дженни связана обязательствами… Третий путь? Возможно, он есть. Возможно, я найду его. Потом, не теперь.

Я не тешил себя иллюзиями. Когда-то мне казалось, что влечение к Дженни – самообман. Сейчас уже невозможно забыть о том, что между нами было. Я могу лишь попытаться облегчить ей боль расставания. Как умею. И куда там приводят благие намерения?

Дурацкая затея. Понял это, как только Дженни появилась на пороге фехтовального зала. Блок на эмоции – дело нехитрое, но малоэффективное, когда вдруг представляешь, что чувствует любимый человек, натыкаясь на стену. Пока я старательно отворачивался, пытаясь скрыть панику, Дженни расстроилась до слез.

– Доигрался? – вздохнул Лин, когда я вернулся в зал за вещами.

И возразить нечего. Несмотря на то что все закончилось благополучно, у меня до сих пор дрожали руки, да и цвет лица, если верить зеркалам, мог соперничать с белизной первого снега.

– Не надо, – попросил я друга.

Лин послушно молчал до самого дома, а потом все же не выдержал.

– Бен, – спросил он, – ты можешь что-то изменить?

– Нет, – покачал я головой, – сейчас – нет.