Посол ожидал продолжения.

– Президент Рыжков глубоко сожалеет об инциденте, который произошел вчера над Балтикой. Он приносит президенту Гору свои извинения и скорбит о трагической гибели американского военнослужащего. То, что явилось стечением объективных обстоятельств и несовершенства методов управления, не должно повредить отношениям наших стран, – без бумажки проговорил глава МИД.

Посол понимал, что это не всё.

– Президент предлагает немедленно сформировать совместную рабочую группу, которая подготовит необходимые меры по снижению военной активности в Балтийском море и воздушном пространстве над ним. Результаты нашего расследования инцидента 4 октября обязательно будут сообщены американской стороне, – Чуркин замолчал и отпил воды из хрустального стакана.

По его интонации Макфол догадался: последует что-то еще.

– Оставьте нас, пожалуйста, – министр подал знак переводчику, который согласно правилам присутствовал при беседе.

Когда они оказались вдвоем, он добавил только одно:

– Советская сторона готова обсудить вопрос о ракетах средней дальности в Калининградской области.

Обстоятельства этой встречи не предполагали улыбок, поэтому посол США просто ответил:

– Я сейчас же передам всё сказанное вами президенту Соединенных Штатов.

«С ним действительно можно работать», – подумал он о новом министре.

Человек, проводивший в среду рекогносцировку на балконе восьмого этажа дома на Большой Бронной, коротал вечер в очень скромной «однушке» в Вешняках. Кто-нибудь еще, подверженный сезонным депрессиям, наверное, заскучал бы на его месте, а то и затосковал. На двор между близко стоявшими домами опустились сумерки, о жестяной подоконник ударили первые капли дождя. Соседи сверху принялись пылесосить пол, соседи справа врубили на полную громкость магнитофон. «Перемен, мы ждем перемен!», – пел Виктор Цой.

Но этот человек не умел тосковать и не стремился к переменам в своей судьбе. Он еще раз мысленно повторил, что и как должен будет сделать днем в воскресенье. То, что понадобится ему для выполнения задания, доставят на место другие люди. Каждый в их подразделении знает свой маневр.

– Дилиннь!

Единственный жилец квартиры, не вставая с дивана, взял со стоявшего рядом стула мобильный телефон.

«Привет! Скоро будут заморозки. Одевайся теплее», – гласило смс.

Человек не удивился сообщению. Удивляться он давно уже разучился, пройдя через разнообразные переделки. Операция отменена? Наверное, так надо. Наверху решили, он выполнит. Будут и другие задания, другие операции. Жизнь продолжается.

6 октября 2007 года, суббота

Третий секретарь посольства Великобритании в Хельсинки Роберт Хьюз уже был настроен отлучиться на обед в свой любимый ресторан на улице Кайсаниеменкату, когда ему доложили, что встречи с ним требует какой-то русский. Субботнее дежурство, всегда являвшееся рутинным делом, в этот раз, кажется, приготовило ему сюрприз.

Среди прохожих в центре финской столицы русский вполне сошел бы за местного жителя. Это был рослый блондин с бесстрастным лицом без усов и бороды, с широкими плечами и хорошей спортивной осанкой. Куртка, костюм, галстук, рубашка и ботинки на нем были из магазинов для людей весьма среднего достатка, но не выглядели слишком уж поношенными. Коллеги Хьюза из советского посольства обычно одевались и обувались чуть лучше.

Визитер сразу взял быка за рога (так вроде бы выражаются его соотечественники).

– Моя фамилия Булатов, я полковник Второго главного управления КГБ СССР, – заявил он. – Прошу политического убежища. Свяжитесь с Лондоном, пожалуйста.

Обед в ресторане бесповоротно отменялся.

Эпилог

7 октября 2007 года, воскресенье

Алексей вместе с Татьяной стоял на углу Пушкинской площади, около редакции «Известий», и смотрел на начинавшийся митинг. Желающие всё прибывали и прибывали. У металлоискателей за оцеплением по обе стороны улицы Горького и на Большой Бронной было темно от скопления людей. Здесь, ближе к ним, в толпе оказалось особенно много ребят и девушек студенческих лет и школьников. В руках у взрослых были самодельные плакаты: «Требуем политической реабилитации Горбачева, Яковлева и Шеварднадзе!», «Коррупция – раковая опухоль государства!», «Больше демократии – больше социализма!». Остальные лозунги с этой позиции не читались.

– Ничего себе, – сказала Татьяна, – я такого в жизни не видела.

– Я больше видел, притом раз в несколько. Весной девяностого года, на Манежной. Правда, только по телевизору, – заметил Алексей.

– Не пошел?

– За пятьсот километров? Я же приезжий, лимита.

Одежду части демонстрантов украшали значки: на одних выделялись полоски российского триколора, на других, кажется, мелькало чье-то лицо. Изловчившись, Гончаров поймал за капюшон пробегавшего мальчишку лет тринадцати.

– Вы что?

– Пресса! Только посмотрю.

С металлического кругляша на них смотрел, конечно, Михаил Сергеевич из тех бурных лет. Молодой, уверенный в себе, еще не прибитый неудачами, злобой, изменой. С тем самым пятном на лбу, которое сначала ретушировали, а потом бросили – и это тоже стало приметой перемен. И глаза у него были веселые.

– Второго нет? – спросил Алексей.

Мальчишка отцепил от куртки свой.

– А ты?

– Я себе еще найду. Берите!

Татьяна взяла значок в руки, рассмотрела в подробностях.

– Они верят, что он вернется?

– Не думаю, – Алексей пожал плечами. – Он, скорее, символ для них. Хотя Дубчек вернулся осенью восемьдесят девятого31.

– Кто?

– Ах, да, вы этого в школе уже не проходили.

– Я дикая, да? Да? – Татьяна незаметно ткнула его локтем под ребра.

Корреспондент «Правды» улыбнулся.

– Да. Дикая, но симпатичная. Глянь, кто идет…

Сбоку, от улицы Горького, к ним через густую толпу пробирался Денис. Он очень даже неплохо выглядел после своего сидения в подполье. Сегодня явно побрился, надел кожаную куртку на меху, как у заграничного летчика из голливудского фильма про войну, повязал оранжевый шарф и увенчал свой наряд вязаной шапочкой с модным лейблом.

– Ты прямо как вождь оппозиции, – сказал Алексей, смягчая некоторую неловкость шуткой.

– Тебя самого из газеты не вытурят за присутствие на таком сборище? – отозвался Денис.

– Теперь уже, наверное, пожизненно не вытурят. Разве что, в самом деле, замыслю революцию устроить.

Денис хохотнул в ответ и легонько двинул приятеля кулаком в живот.

«Сговорились они, что ли, бить меня сегодня? Ох и сценка у нас, но без фонтана. Любовный треугольник в полном составе, – подумал Алексей. – Объясниться как-то надо бы».

– Что у тебя на работе? – спросил он вместо объяснений.

– Главный вчера сам звонил домой. Заверил, что всё окей, можно в понедельник с утра выходить и выдавать вал по плану, – радостно сообщил Денис.

Они помолчали под шум толпы и звуки проверяемого усилителя.

– Таня, спасибо тебе огромное, нечеловеческое просто, – теперь голос Дениса был очень серьезным. – Я тебя, конечно, втянул в эту историю. Думал, без последствий обойдется. Ну, и обошлось ведь, да?

Татьяна не отвечала.

– Обошлось? – повторил Денис уже громче.

– Считай, что обошлось, – сухо сказала она.

Все опять помолчали.

– Мы потом еще поговорим,