Плотников махнул свободной рукой.

– Членами-то вы стали, а толку?

На его широком крестьянском лице отразилась безнадежность пополам с глубоким отвращением…

Через две недели собрание рассмотрело персональное дело Плотникова. Как дал понять Алексею завотделом, скандал раздул секретарь первичной организации, у которого с обвиняемым были старинные счеты. Короткова же обращением в партийную инстанцию не ограничилась, известив и КГБ об антисоветской выходке журналиста. На этот предмет Гончарова как свидетеля вызывали в кабинет зама главного редактора.

Кроме хозяина помещения и главного партийца всея «Правды», за столом напротив сидел незнакомый мужчина. В его обличье не было ничего ужасного. Своей внешностью и костюмом он вызывал ассоциацию с рядовым чиновником какого-нибудь рядового райисполкома. Зачитав корреспонденту изложение первомайской беседы на Васильевском спуске, весьма подробное и точное, гость спросил, соответствует ли оно действительности.

Короткову в отделе остерегались. Перейдя в центральную редакцию из собкоров, из глубоко захолустного Саранска, она буквально рыла землю ради карьерного продвижения и была готова на всё. Общественное мнение ее абсолютно не волновало. Об обращения этой гражданки в госбезопасность Алексея тоже предупредил Юрий Леонтьевич. «Такая сука вполне способна диктофон при себе таскать», – подумал он, сидя перед чекистом.

– Итак, вы подтверждаете, что данные высказывания имели место? – повторил, не меняя тона, мужчина.

Представляясь, он невнятно назвал какую-то фамилию, но Гончаров был абсолютно уверен, что она вымышленная.

Выгораживать Плотникова его молодой коллега, прямо скажем, не имел резона. Обидные слова о членах КПСС относились и к нему, а Короткова (чем чёрт не шутит) действительно могла подтвердить свои показания звуковой записью. К тому же вдруг соседи сзади или спереди что-то расслышали? Тогда заведут еще одно персональное дело, и сразу конец работе в органе ЦК. С журналистикой и Москвой тоже придется завязать навсегда. К такому итогу шести лет упорного труда и разных самоограничений Алексей готов не был.

Промелькнула, конечно, жалость к Плотникову. Должно быть, тот до сих пор веровал в истинный социализм без бюрократических извращений, воображал себе с непонятного дуба упавшие ленинские нормы, чистых душой комиссаров и прочую чушь. Удивительно было, что, придя в профессию после «оттепели», Георгий Станиславович не растворился без остатка в новых правилах игры. И в старших корреспондентах он давным-давно уже застрял, в обозреватели не выбился.

«Надо меньше пить», – мысленно составил вердикт Гончаров.

– Да, подтверждаю, – сказал он чекисту.

Потом ему пришлось выступить на партсобрании. Там вставал и бубнил казенные слова не он один. Все прекрасно понимали, что судьба человека решена заранее, поэтому ничьи речи ничего не изменят. Короткова, кроме того, припомнила Плотникову рассказанный им анекдот про нормализацию. Произошло это еще под Новый год.

– Я ушам своим не могла поверить! – патетически воскликнула она. – Решила, что, возможно, идет проверка нашей идейной зрелости, но теперь очевидно, что ошиблась. Вот что происходит, когда мы расслабляемся и забываем о партийном долге!

Плотникова исключили из партии и уволили из «Правды» за три года до пенсии. Других репрессий применять не стали: нормализованный режим за анекдоты и болтовню в пьяном виде не сажал. Разжалованный правдист, как узнал потом Гончаров, даже сумел устроиться корректором в кооперативное издательство – вычитывать открытки, бланки, этикетки. Короткову летом повысили до специального корреспондента, и она раньше Алексея переехала в отдельный кабинет.

Глава шестая

5 октября 2007 года, пятница

Антон Лапочкин был у себя, сидел и читал какую-то распечатку. На вошедшего Алексея даже не сразу поднял глаза. «Видно, не до футбола ему», – подумал тот.

– А, это ты, – сказал рассеянно Антон, откладывая свое чтиво.

– С потрясающим предложением, между прочим.

– Да ну?

– Готов простить тебе свой магарыч за «Спортпрогноз» и сверху бутылку поставлю.

Лапочкин удивился не на шутку.

– Что, волк в подмосковном лесу сдох?

– Их там давно перебили. По моим сведениям, еще при царе, – заметил Алексей. – Но услуга не совсем безвозмездная.

– Ну вот, я-то надеялся на твое бескорыстие, – протянул Антон.

– Справишься. У тебя важной работы много?

Антон нахмурил брови.

– В нашем отделе, как говорит Юрий Леонтьевич, неважной нет.

– Прогулом считается отсутствие без уважительной причины в течение более трех часов, – напомнил Алексей. – Ты легко управишься за два, а то и полтора, я знаю. На обед точно успеешь.

Коллега вздохнул.

– Давай по существу, Гончаров.

– Я в Волгоград улетаю, а на мне долг висит перед большим человеком. Прямо долг чести. Выручишь?

«Ботаник» вел себя так, как и подобало законопослушному гражданину СССР. Позвонил со своего рабочего места в Волгоград, в горком партии, где товарищ из орготдела заверил его в том, что журналиста «Правды» встретят в аэропорту и отвезут в гостиницу. Выяснил и записал номер горкомовской машины, уточнил, как зовут водителя. Далее сделал несколько звонков на московские номера по поводу своих публикаций, бывших и предстоящих. В «Шереметьево» выехал на собственной «Ладе» заранее, чтобы не застрять в случайных пробках. Отчалив от здания редакции, врубил концерт по заявкам радиослушателей на «Маяке», и сотруднику КГБ, который, как привязанный, следовал за ним в специальном микроавтобусе, пришлось насладиться песней «Хлеба налево, хлеба направо».

Булатов, получавший информацию о его действиях в режиме реального времени, с каждой минутой всё больше убеждался в том, что контакта с Беляевым у «Ботаника» не будет. Дополнительные резервы из центрального аппарата, а также из управления КГБ по Москве и Московской области уже заняли места у посольств США и их союзников, и за каждым аккредитованным в столице иностранным журналистом наблюдала не одна пара глаз. В погранвойска тоже ушла соответствующая директива: полковник, как и его шеф, не исключал, что беглый спецкор «Известий» попробует попасть в одну из сопредельных стран.

Сотрудники в штатском, постоянно дежурившие у Кремля и комплекса зданий ЦК на Старой площади, еще с вечера понедельника имели на руках фото Дениса.

– Оставил машину на стоянке, – доложил по рации сотрудник «наружки». – Идет к терминалу «Шереметьево-1».

– Продолжаем наблюдение, – бросил Булатов.

Рейс «Москва-Волгоград» отправляли по расписанию. Алексей без хлопот прошел регистрацию, спортивную сумку с минимальным набором вещей сдавать в багаж не стал. Вскоре он уже был в зоне вылета, ожидая выхода на посадку. Отыскал свободное место на казенном стульчике, сел, прикрыл глаза.

«Не выспался нынче», – усмехнулся Булатов, получивший подробный отчет о ночи, проведенной «Ботаником» у Трофимовой Т.А. Полковник тоже был бы не прочь вступить с нею в тесный контакт, однако не смешивал службу с отдыхом.

Сотрудница КГБ в образе вульгарно накрашенной business-woman всё время, пока не объявили рейс, просидела напротив объекта, не сводя с него глаз, но тщетно. «Ботаник» дремал и даже