Впрочем, теперь Колыванов и сам многое понимал.

– Он у тебя с собой был? – спросил он, имея в виду копию совершенно секретного документа.

– Нет. Мой коллега отвез его на Старую площадь, сразу после нашего разговора по телефону, – сказал Алексей. – Отдал товарищу из аппарата ЦК.

– Но меня-то… меня в Москву на бомбардировщике доставили, на «Су-24»! Как в кино, только не помню, в каком, – Колыванов только головой покачал.

– Когда за дело берутся член Политбюро, министр обороны и президент, вопросы решаются гораздо проще, – заметил корреспондент «Правды».

Во время ожидания в «Шереметьево» ему труднее всего было сохранять спокойствие, не имея ни малейшего понятия о том, что происходит после его челобитной Большакову. Полученные от Татьяны бумаги Алексей тщательно упаковал в большой плотный конверт с логотипом «Правды», изображением ее орденов и призывом «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Конверт он несколько раз обмотал скотчем. К бумагам из КГБ приложил рукописное сообщение с комментарием от себя лично, а также изложением просьбы Колыванова насчет министра или президента.

Антону Лапочкину он продиктовал самый секретный номер Олега, не значившийся ни в одном справочнике, и велел сказать, что пакет – от главного редактора газеты. «Меня упоминать не надо, когда будешь звонить с проходной. Это наши с ним особые дела по линии ЦК, понимаешь?» – многозначительно прокомментировал он. Антон сделал важное лицо и энергично покивал в ответ. Добрейший Егор Тимурович ещё находился в Венесуэле, так что проверить истинность данного утверждения Лапочкин никак не смог бы, даже если бы вдруг захотел.

Конечно, сидя в аэропорту, Алексей очень хотел позвонить Лапочкину в «Правду» и узнать, дошел ли пакет до адресата. Но он прекрасно понимал, что каждое его движение фиксируют очень-очень внимательные люди, возможно, умеющие даже по движению губ определять, что говорит объект слежки. Он забраковал и вариант с телефоном-автоматом, звонок с которого могли перехватить. Поэтому оставалось усиленно делать вид, что ему хочется спать после ночных утех, и гадать о том, что может последовать дальше…

Небо над Кремлем было ясным. Слабая облачность не мешала осеннему солнцу радовать туристов на его незакрытой территории, а также постоянных обитателей. Было свежо, но не холодно. Бабье лето пока продолжалось. На верхних этажах желтого корпуса несколько окон было даже распахнуто для проветривания.

– Наш министр не промах, – констатировал Колыванов. – Ты понял, что спецназ в Москву не случайно подтянули? Все к седьмому числу готовились.

– Я до сих пор опомниться не могу, – признался Алексей.

Полковник только хмыкнул.

– Я тоже. Когда звонил, и не думал, что ты мне такой визит устроишь.

Алексей впервые за этот долгий день улыбнулся от души.

– Мне кажется, нам всем просто очень повезло.

– А это как на войне, – ответил Колыванов. – Кому-то везет, а кого-то уносят ногами вперед.

Генерал-полковник Сергеев выехал из Кремля через Спасские ворота, когда уже начало темнеть. Люди, гулявшие у Лобного места и собора Василия Блаженного, и не подозревали, кто сидел внутри черного правительственного «ЗИЛа», впереди которого катила милицейская машина с мигалкой. Для них просто наступил вечер новой пятницы, следом за которой начинались новые выходные.

Слышался смех, возгласы на разных языках. Девушка-экскурсовод с табличкой на длинной рукоятке созывала в кучу своих подопечных – судя по надписи на картонке, то были беспокойные итальянцы. Один гость из Китая, почему-то уже в теплом пуховике, с сосредоточенным лицом снимал группу своих соотечественников на фоне ГУМа. Ребята и девчонки лет четырнадцати-пятнадцати пытались прокатиться по брусчатке на роликовых коньках.

Сергеев смотрел на людское мельтешение сквозь затемненное стекло, а сам по-прежнему видел перед собой только высокую фигуру президента и его хмурый взгляд. На столе у Рыжкова остался лежать рапорт об отставке генерала, тут же подписанный главой государства. Их разговор был очень кратким.

– Вы должны быть в курсе, зачем я вас вызвал, – сказал президент, не подав ему руку.

– Да, – односложно ответил первый зам председателя КГБ.

«Случайные люди не правят страной семнадцать лет», – в тот миг подумалось ему.

– Я готов удовлетворить вашу просьбу. За вами сохранится воинское звание и всё, что к нему прилагается, в том числе персональная пенсия.

Генерал раскрыл папку, где лежал готовый рапорт.

– Благодарю вас, – сдержанно произнес он.

– Благодарю за службу, – откликнулся президент и наклонил голову, давая понять, что аудиенция окончена.

Сергеев вышел, провожаемый взглядами двух пар глаз: Рыжкова и начальника его охраны. Девятое управление Комитета госбезопасности всегда служило должности, а не личностям.

Впервые рабочий день генерал-полковника завершился так рано, и впервые ему не надо было ехать завтра в здание на площади Дзержинского.

Посол США в СССР Майкл Макфол за девять месяцев пребывания в Москве ни разу не получал официального приглашения в МИД вечером в пятницу. Правда, и срок его службы здесь был еще меньше, чем время пребывания на своем посту нового шефа советского внешнеполитического ведомства Виталия Чуркина. Смена караула в высотке на Смоленской площади произошла год назад. Александра Бессмертных проводили на заслуженный отдых по его просьбе, и то была не опала. Всему есть предел, включая нахождение на переднем крае дипломатического фронта.

Макфол искренне жалел, что не застал тут человека, который долго трудился над выстраиванием отношений между двумя странами после провозглашения курса на нормализацию. На смену «новому мышлению», хотя отказ от него и не декларировали вслух, пришло «взаимное уважение». Этот термин предпочитал советский президент Рыжков. В Вашингтоне, впрочем, далеко не сразу прагматично подошли к корректировке подходов и стиля. Падение Горбачева с его соратниками спровоцировало мощнейшую волну критики в адрес администрации Буша. Маститые советологи, а заодно с ними все демократы в конгрессе хором закричали, что президент-республиканец «потерял» Россию.

«Фактор Горбачева» стал одной из причин поражения Буша на выборах в ноябре девяносто второго. Против молодого Билла Клинтона ему не помогла даже выигранная «Буря в пустыне»28. Долгая эра демократов в Белом доме стала временем балансирования между идеологией «ослов»29 и тем, что еще задолго до этих событий циничные люди поименовали Realpolitik30. После провалившейся перестройки Советский союз был ослаблен, но выжил. С потерей стран Восточной Европы у него не осталось надежных союзников, кроме Кубы, но были арсеналы ядерного оружия, по-прежнему готового к применению. Американские администрации, сменявшие друг друга, помнили об этом.

– Господин министр, – Макфол сделал шаг навстречу и протянул руку.

– Господин посол, – Чуркин пожал ее.

Завершив минимальную протокольную церемонию, оба заняли места по разные стороны приставного столика.

– У меня для вас личное послание президента СССР для президента Соединенных Штатов, – сказал министр