– Мы не собираемся жаловаться, не волнуйтесь, – сказал кто-то, и альбины дружно засмеялись.

– Сейчас у вас свободное время, – Эстер посмотрела на часы, – до шести. Мы с Фелис будем рядом; если у вас возникнут вопросы, пожалуйста, не стесняйтесь.

Альбины разбрелись по пещерам, восторженно созерцая сверкающие кристаллы.

– Послушайте, Эстер... – начала было Фелис, но у той как раз зазвонил телефон. Она сказала "алло" – и замолчала. Из аппарата доносилось взволнованное бормотание, но слов, конечно, было не разобрать. Впрочем, по нахмуренным бровям и дрожащим губам напарницы, по тому, как она изменилась в лице, можно было сделать вывод, что новости неважные.

Эстер прервала звонок. Несколько раз глубоко вздохнула. Напряжение, повисшее в воздухе, разве что на зубах не хрустело – настолько осязаемым оно было. Фелис молча глядела на неё, не решаясь заговорить.

– Беда, – наконец выдавила Эстер еле слышно, будто забыв, что шептаться совершенно не обязательно: альбины всё равно их не поймут.

– Что случилось?

– Только что стало известно, – в глазах Эстер плескался неподдельный ужас, – Альбедо полностью уничтожена. Планеты больше нет.

* * *

Чашка горячего кофе, куда Алан щедро плеснул местного бренди, развязала орнитту язык не хуже сыворотки правды. Правда, трястись от страха он не перестал: хотя инспекторы и заверили его, что на территории Управления жандармерии было абсолютно безопасно, несчастный вздрагивал от каждого шороха и всё время бросал тревожные взгляды по сторонам. Пришлось им подняться из столовой в кабинет.

– В тот день приходили ещё двое, – заплетающимся языком пролепетал орнитт, нервно стиснув чашку кофе. – Примерно через час после вас. На вид – самые обычные орнитты. Они пробыли совсем недолго, ничего не заказывали и ни о чём не спрашивали. Потом ушли. А на следующий день нагрянула инспекция, нашли все нарушения, какие только можно, и выписали постановление о закрытии, – бывший официант печально вздохнул. – Теперь все наши ищут работу.

– Ясно. – Алан хмыкнул. – Поэтому ты отсиживался в помойке?

– Я подслушал их разговор. Они собирались выяснить, что за орнитт работал в одну смену с Кари-маа. Они считают, что Кари-маа успел мне что-то рассказать, но это не так. Он ничего мне не рассказал! Я понятия не имею, что происходит.

– Кари-маа убит, – безжалостно произнёс Алан.

Орнитт побледнел ещё сильнее. Тонкие ворсинки на макушке встали торчком.

– Значит, они и до меня доберутся, – плаксивым голосом проскулил он. – Это лишь вопрос времени.

– Не доберутся, – успокоил его До-фа-соль. – Мы оформим вас в программу защиты свидетелей. Но для этого вы должны...

– Всё вам рассказать, я понимаю, – подхватил орнитт. – Но я почти ничего не знаю, правда! Вряд ли я смогу быть вам полезен... – бедняга понуро сник.

Алан нахмурился. Он терпеть не мог, когда свидетели распускали нюни и пытались давить на жалость.

– Кто обычно обедал в вашей харчевне?

– Местные работяги. Инженеры с завода, что в соседнем квартале, за дорожной развязкой. – Орнитт нервно теребил край своего передника, и без того уже изрядно обтрепавшийся. – Иногда – заблудившиеся туристы. Старичок постоянно захаживал, он живёт в мансарде, в этом же доме.

– А как насчёт братьев-по-разуму?

– Ну... Бывало, что и заглядывали.

– Но ведь у вас не было в меню блюд, адаптированных для иных рас, – резонно заметил До-фа-соль.

– Увы, не было, – орнитт развёл руками. – Так они у нас и не обедали никогда. Обычно мы подаём им графин с водой.

– Ты это к чему, До-фа-соль? – спросил Алан.

– На видеозаписи был минор.

Алан прикрыл глаза, припоминая. В тот день в ресторане действительно был минор, но он не придал этому особого значения.

– Да, я видел. Был там минор, и с ним какие-то орнитты. Но Кари-маа не обслуживал их столик, да и вообще не подходил к ним. Так что он, видимо, не при делах.

– Может, и так. Но вёл он себя странно.

– Разве?

– Когда остальные преступили к трапезе, он просто сидел и ждал. Даже воду не пил.

– Ну знаешь ли, – возмутился Алан, – Лично я не вижу в этом ничего странного! Ты их стаканы видал? Я б тоже не стал там ни есть, ни пить.

– Ты – да. А у миноров считается в высшей степени неприличным отказываться от угощения. Хотя бы пригубить стакан с водой он должен был.

– Ну и что? Это говорит лишь о том, что это был невоспитанный минор. Не чета тебе, – Алан усмехнулся. Повернулся к орнитту: – А ты... как там тебя...

– Ю-Чен-Сиалли.

То, что орнитт сразу назвал им имя-второго-порядка, говорило сразу о двух вещах: демонстрации абсолютного доверия и полной готовности подчиняться.

– Так что скажешь, Ю-Чен-Сиалли? – Алан откинулся на спинку кресла. – Ты не заметил в тот день ничего странного? Не отвечай сразу, не торопись, подумай. Любая мелочь, даже самая крошечная может оказаться важной.

Орнитт расправил крылья и тут же вновь сложил их, скрутив валиками за спиной.

– Я не прислушиваюсь к разговорам гостей, это бестактно, – с едва заметной профессиональной гордостью сказал он. – А та компания, среди которых был уважаемый минор, – орнитт почтительно кивнул в сторону его напарника, – они говорили на языке, которого я не знаю. На орниттском со мной общался только один из них, он и листал меню, и делал заказ, и рассчитывался.

– И на каком же языке шла беседа? – полюбопытствовал До-фа-соль. – На юнивёрсе?

– Нет, точно не на нём. Я знаю пару слов на юнивёрсе. У них же был совершенно другой выговор. Такой карамельный, певучий, мелодичный...

– Неужто минорский? – пробормотал Алан недоверчиво. Сложно было вообразить, что какие-то орнитты смогли осилить самый сложный язык всех миров и народов.

– Как они себя вели?

– Как-как... Да как все, – тут же ответил Ю-Чен-Сиалли. – Не буянили, посуду не били, жалобную книгу не требовали. Словом, обычные гости, заглянувшие на ланч.

– Кто ещё из сотрудников ресторана был в обеденном зале? Может быть, повара или работники кухни?

– Никто. Только мы двое. Повара не выходят в зал – это дурной тон и плохая примета.

Алан молчал. Размышлял.

– Вспомни, Кари-маа ничего тебе не говорил? – продолжал допытываться минор. – Может быть, он дал какой-то намёк? Или, допустим, сказал что-то, что можно истолковать двояко? Пожалуйста, сосредоточься и постарайся вспомнить всё до последней ноты.

– Ничего, – Ю-Чен-Сиалли энергично потряс головой. – Кари-маа и сам по себе-то всегда был неразговорчив, а уж в тот день произнёс едва ли больше пары слов.