сидел следователь. Медом намазано что-ли. — Почему ты не слушаешь старших, которые тебе столько раз повторяли, что Кравц не тот человек, с кем можно заводить дружбу. Из-за него могут быть одни проблемы. С детства он к тебе проявлял нездоровый интерес, и все беды тянул. Вот во что оно вылилось.

Она горестно вздохнула, точно мы вернулись в те самые годы, когда маленькая я шла против указаний. Спорить не хотелось. Да и принимать гостей особо тоже. На душе было тяжело, сердце билось нервно и неспокойно. Чего-то откровенно не хватало, а что, понять не могла.

Да и не дали.

Меня окружили со всех сторон.

Те, которые бросили меня.

— Анечка, ты как?

— Поправляйся скорее.

— Как мы за тебя переживали.

Коротко оглянувшись, заметила искренние чувства. Семья переживала и желала только лучшего. Ну так, оставьте меня, подумалось вскользь, для моего самочувствия. А еще я почувствовала их страх. Он витал в воздухе тонким призрачным слоем. Он чувствовался еще в их поведении. Каждый раз семья отводила глаза, не желая смотреть прямо.

Через пару минут бесполезной, пустой болтовни, я не выдержала и спросила об этом открыто.

— Что с Максимом? В чем меня обвиняют?

Девочка я не маленькая и прекрасно помню про группу поддержки, которую якобы Макс убрал. А еще я не забыла те стеклянные глаза. Даже дикая усталость и литры вливающейся в меня жидкости не смогли отогнать свежие воспоминания.

Короткое молчание как ни странно нарушила мама.

— Он в тюрьме.

— За что?

Могла бы не спрашивать, но хотелось узнать все.

— За умышленное нападение с целью убийства.

Понятно.

Ну не такое уж и умышленное. Вряд ли “спасал шкуру” можно назвать планом. Я единственная знала правду, потому что подслушала разговор.

Я тяжело сглотнула.

Продолжай. Я слушаю.

— За заговор против вышестоящих лиц.

Это тоже еще спорно, если верить неудачно подслушанным словам.

Тут я впервые подумала о другом. Было ли это неудачей? Да, я в конечном итоге в больнице. Но! Нападение случилось бы точно. Заранее запланированною по чьему-то приказу операцию специально организовали ночью, а перед этим подключили прямое наблюдение за домом. Правда они не знали, где на самом деле ночевал Максим. А потом, узнай я об этом от следствии или официальных источников засомневалась бы? Вон как мои гости смотрят — со страхом, с недоверием, точно я их сообщница.

Да и прямой вопрос, что же я на самом деле делала в лесу тоже читался в их глазах.

Я нервно рассмеялась и удостоилась парочки внимательных взглядов. Типа, с тобой все в порядке?!

— Да, я так, — отмахнулась я.

Речь ведь идет о серьезных вещах. Вон, меня уже хотят обвинить непонятно в чем.

Что же чувствует Максим? Это же несправедливость. В сердце больно кольнуло. Если его задержали на месте с поличными и на горяченьком, то никакие правды и неправды его не спасут. Потому что личный разговор кроме меня никто не слышал, а доказать вышестоящий приказ еще суметь надо. А так, кто остался в живых, тот и виноват получается.

Что самое горькое, не поверят в том числе и мне. Потому как я, вроде, заинтересованное лицо.

— Что с ним будет? — вырвалось тихо.

— О Господи, — возмутилась мама. — Анна, о чем ты думаешь только? — она от нервов и глупой дочери начала мерить комнату шагами.

— Папа, — я повернулась к более спокойному человеку.

— Я не знаю, дочка, и мама права. Тебя приплести к делу раз плюнуть. Ты лучше расскажи что случилось на самом деле и ничего не таи.

А случилось, папа, то, что никто не поймет.

И стоит ли, спрашивается, начинать?

Еще через тридцать минут, которые вымотали меня до утреннего состояния едва живого планктона, я осталась одна созерцать белую стену пустым взглядом. Ну как одна. Верочка принесла мне ужин, но ее взгляд меня больше не пугал и даже не отвлекал.

Я пыталась понять себя. Я была в смятении. На перепутье, где сложно сделать выбор, потому что вернуться будет невозможно.

Мне было не в радость идти свидетельницей чрезвычайно важного процесса. Обошлась бы. Участвовать в игре «последний выживший» тоже. Максимум чего я ждала от нового года — это лёгкая нервозность и слабая раздражительность. Спасибо, Максим как всегда сделал мои дни ярче.

А с другой стороны… Что с ним станет?

Ночь прошла в дичайшим жару. Высокая температура не спадала долго. Под закрытыми веками то и дело мелькали разные образы из прошлого.

Утро прошло в полном сумбуре: гостей больше не пускали, зато рядом копошились чужие люди. Они раздражали. Они то дергали мои слабые руки, то поправляли голову, прикрывали тёплым одеялом и так разгоряченное тело, под которым по мне пот тёк просто ручьями. Вторая ночь не спешила закрывать вороты в ад.

Из-за двери постоянно доносились родные голоса: они поддерживали как могли. Их просто не пускали и им приходилось караулить под дверью.

Но одним вечером стихло все.

И даже Верочка куда-то пропала.

Тишина окутала меня. Она была везде. И внутри меня и в ненавистной белизне стен. Даже аппарат пищал тише, будто стесняясь нарушать образовавшуюся тишину.

Сомнения внутри просто заморозились. Не хотелось думать ни о чем, решать что-либо тем более. Да делайте со мной что хотите.

Время медленно ползло. За окном солнце село за 6 минут и тридцать секунд. За это время его края спрятались за высокими домами, которые ещё виднелись, прежде чем лес захватит горизонт.

Лёгкий, едва слышимый скрип двери я пропустила. Верочка очередной холодный суп принесла. Пусть оставит и уйдёт.

За окном стремительно темнело. Зимний вечер не заставлял себя ждать.

Дверь так же едва слышимо закрылась, и никто не спешил уходить.

А вот следующие шаги заставили меня понервничать. Они были короткими, тяжелыми, будто вошедший не знал куда деваться.

Сердце забилось быстрее, а дыхание оборвалось, когда обернувшись я увидела высокую фигуру в кашемировом темно-бежевом пальто.

— Ты как? — спросил Максим.

Глава 15

Глава 15

Один вопрос и я впадаю в ступор. Всего один короткий, такой простой по своей сути вопрос ввергает меня в еще бОльшие вопросы. В данной конкретной ситуации он звучал как издевательство. Как я? Да просто кайфую. И от торчащих из меня трубок, от писка аппарата и блевотины, под названием куриный бульон.

Лучший новый год в моей жизни, просто.

Максим же прошелся по палате, заглянул в окно, отодвинув занавеску и легко взяв стул, подошел к моей кровати. Устроился поближе ко мне. Зачем?

Я рассматривала