Будем твое открытие проталкивать. Оно все с лихвой окупит, если твой приоритет оформим. Эти хищники, конечно, будут препятствовать, пустят в ход весь арсенал средств, имеющихся у них в наличии. Но страшны не они. Верно тебе сказал этот Бубрынёв, тобой могут криминальные элементы заинтересоваться. Не исключено, что и он сам с ними связан, — предположила Аня.

— Нет, это вряд ли. Слишком уж он и его приспешники трусливы, чтобы путаться с криминалом. Да они и сами неплохо свои делишки обтяпывают, не хуже уголовников, — возразил Леонид Палыч.

— Возможно, — согласилась Аня. — Но они могут косвенно подать идею тем, кто непременно обратится за услугами к уголовникам.

— Каким образом? — недоумевал Калинич.

— Ну, есть много вариантов.

— Например? — полюбопытствовал Леонид Палыч.

— Кто-нибудь из них может целенаправленно высказаться в каком-нибудь интервью или просто в публичном месте, что с помощью твоего устройства можно транспортировать наркотики, минуя таможни. Это дойдет до наркодилеров, и те постараются заполучить его. Какие в этом случае возможны последствия, объяснять не нужно, — заключила Аня.

— Да, пожалуй, — согласился Калинич.

— Второй вариант, — продолжала Аня, — в той же ситуации дать понять, что внедрение твоего устройства сделает ненужными все виды ныне существующего транспорта, особенно на дальние расстояния. Тогда представители авиационных, железнодорожных и автодорожных компаний будут стремиться уничтожить все, что связано с твоим открытием, и тебя прежде всего. Тебе известна история Хуана Андреса?

— Нет. А кто это такой? — удивленно спросил Калинич.

— Американец португальского происхождения из Питсбурга. Изобретатель вроде тебя. В начале тридцатых годов двадцатого века он изобрел какой-то очень простой и дешевый химический состав, преобразующий воду в автомобильное топливо. Неоднократно демонстрировал свои опыты компетентным комиссиям, собирал пресс-конференции. Газетные статьи и протоколы комиссий, подписанные именитыми учеными того времени, сохранились до сих пор. Просил за свой секрет миллион долларов. По тем временам это очень большие деньги! Им заинтересовались представители нефтяных монополий. Согласились купить и пригласили его в Нью-Йорк для оформления сделки. Он вылетел из Питсбурга на частном самолете, но в Нью-Йорк самолет так и не прибыл. Что с ним случилось, никто и по сей день не ведает. Современные специалисты говорят, что существование такого состава невозможно, и считают его опыты хитро обставленным жульничеством. То же может случиться и с тобой.

— Не исключено, — согласился Калинич. — Пожалуй, надо подумать, как обезопасить программное обеспечение и экспериментальные блоки. Если этими вещами завладеют те, кому не следует, то рано или поздно они найдут людей, которые в них разберутся, и негативные последствия могут быть столь грандиозны, что трудно себе представить.

— А если они похитят тебя? Тогда плюс к этому последствия будут еще и трагичны, — назидательно добавила Аня.

— От меня они хрен что узнают. Но на всякий случай надо припасти ампулу цианида, что ли, — с усмешкой сказал Леонид Палыч.

Но Аня осталась серьезной. Она подошла к окну и открыла форточку. Из темноты донесся шум дождя и ночного города. Она снова села около Леонида Палыча и, покачав головой, сказала с грустью:

— Ты все шутишь. А я серьезно. О том, как спрятать секреты, думай сам. Тут я тебе не советчица. Я слабая женщина, и меня, возможно, легко будет расколоть. Поэтому мне лучше не знать и даже не догадываться, где и что ты спрятал. А вот с тобой дело посерьезнее. И не будь так уверен в себе. Если ты и в самом деле окажешься стойким, как партизан, во что я мало верю, то существуют препараты, от которых и не такие становятся непомерно болтливыми и выкладывают все, как есть. На блюдечке с голубой каемочкой.

— Надеюсь, что до этого не дойдет. Все пока не так серьезно, как тебе кажется, — попытался успокоить ее Леонид Палыч.

Аня грустно улыбнулась и сменила тему:

— Что ты своей Лиде сказал? Как оправдываться будешь?

— Сказал, что поехал на институтский полигон. Проверить макет перед завершением этапа, — нехотя ответил Калинич.

— А если она позвонит туда?

— Она знает, что там нет городского телефона, а мобильная связь неустойчива. А если и выйдет через кого-нибудь на полигоновскую лабораторию, то ночью там все равно никого нет, а днем на звонки отвечает Вася Панченко. Я его по мобильнику предупредил, чтобы говорил, что я в подземке сижу. Он мне тогда на мобильник позвонит, — ответил Калинич.

— Леня, тебе не стыдно лгать ей? Рано или поздно все раскроется, — тихо сказала Аня, глядя Калиничу в глаза.

— Нет, не стыдно. Она мне так отравила жизнь, что я готов от нее хоть сейчас уйти, куда глаза глядят. Единственное, что неприятно, — это скандал. Ну да черт с ним. Хватит, я не хочу больше об этом! — в сердцах сказал Калинич.

— Выпить не хочешь? — вдруг предложила Аня.

— Нет, не хочу, — категорично ответил Калинич. — Сегодня у меня с выпивкой очень неприятные ассоциации.

— Пойдем, Леня, спать, — предложила она и начала ставить посуду в мойку.

XVIII

В тот вечер по дороге домой Калинич основательно продрог. Войдя в квартиру, он тут же переоделся и пошел на кухню. Поставив на плиту чайник, Леонид Палыч достал из шкафа чай и чайничек для заварки. Заваривание чая было для него торжественным ритуалом. Из всех видов чая он признавал только «Earl Grey», который хранил в стеклянной баночке с притертой пробкой. Эту баночку с толстыми гранеными стенками он купил на базаре по сходной цене в конце перестройки, когда по нескольку месяцев подряд людям не платили зарплаты и пенсий, и они, чтобы как-то прокормиться, вынуждены были продавать все, что только можно.

Калинич тщательно вымыл чайничек горячей водой, насухо протер посудным полотенцем, всыпал в него две ложечки ароматного чая и стал ждать, когда в чайнике закипит вода.

В гостиной Лида с упоением смотрела телепередачу с очередным выступлением известного шарлатана. Он с умным видом безграмотными, топорными фразами излагал свои витиеватые философские мудрствования насчет «чистки клеток зашлакованного организма». Он щеголял медицинскими терминами, применяя их совсем не к месту и, зачастую, делая неверные ударения, что крайне раздражало Леонида Палыча. Как человек науки, он терпеть не мог размножившихся за последнее время различного рода шарлатанов, именующих себя «целителями», «просветленными», «озаренными свыше», «колдунами», «ведунами», «ясновидцами» и прочими названиями, набившими всем оскомину со времен перестройки. В их число входили как ловкие жулики, зашибающие «бабки» на человеческом горе, отчаянии, наивности и доверии, так и психбольные, одержимые сверхценными идеями и манией величия, а также непрошибаемые дураки, у которых не достает ума даже на то, чтобы понять, что они дураки.

Калинич плотно затворил кухонную дверь, чтобы не слышать доносившегося из гостиной надтреснутого